Удовольствия и счастья




Удовольствия и счастья

 

У разных возрастов различные вкусы:  

удовольствие - это счастье глупцов,

счастье - это удовольствие мудрецов.

Ст.-Ж. де Буффле

 

Соотношение удовольствия и счастья целиком зависит от того, в каком понимании берется счастье. Так, счастье в психологическом смысле является удовольствием, а именно наиболее интенсивным и экстенсивным. Счастье житейское (удачная судьба) и этическое (обладание благами) является причиной счастья, А счастье в смысле удовлетворенности жизнью является, наоборот, следствием полученных удовольствий. И само оно как удовлетворенность является удовольствием. Но не обязательно интенсивным: от удовольствий оно отличается не интенсивностью, а репрезентативностью, то есть показывает, что человек познал многие удовольствия. Это - как с книгой и ее названием: название состоит из слов, как и текст книги, но у них другое назначение: кратко передать содержание книги.

 

О счастье в собственном смысле слова, о котором здесь идет речь, свидетельствует положительный баланс жизни, если он ощущается положительно. Значит, оно вдвойне связано с удовольствиями, так как положительное ощущение является удовольствием, а жизнь с положительным балансом должна содержать удовольствия.

 

И, однако, связь удовольствий со счастьем не такая тесная, как это может показаться. Во-первых, ощущение положительного баланса жизни приятно, но многие люди редко подводят этот баланс, редко задумываются над своим счастьем. А во-вторых, положительный баланс жизни может складываться из большего или меньшего числа полученных удовольствий.

 

Мечтают о счастье как о непрерывной череде приятных состояний - но таким оно, как правило, не бывает. Обычно не свободно оно и от огорчений. Для счастья не обязательна жизнь, состоящая из одних удовольствий. Число их не свидетельствует о том, счастлива ли жизнь. Как писал еще Мальбранш, не каждое удовольствие приводит к счастью. Точно так же, как не каждое огорчение мешает счастью. Человек, говорит известный психолог Мак-Дугалл, может быть несчастным, испытывая удовольствия, может даже иметь их много, одно за другим, не переставая быть несчастным. И точно так же он может быть счастливым, испытывая страдания, и не только физические3. В частности, можно быть счастливым без упоения. И в силу этого, пользуясь двузначностью, мы говорим, что можно быть счастливым, не познав счастья.

 

Ряд проблем, касающихся взаимоотношения счастья и удовольствий, требует особого рассмотрения:

 

1) необходимо ли для счастья осознание собственного счастья?

2) от чего зависит, что одни удовольствия больше других способствуют счастью?

3) мешают ли страдания счастью?

4) существует ли счастье, в котором мало удовольствий, и что в нем заменяет удовольствия?

5) может ли счастье (в смысле положительного баланса жизни) усиливать удовольствия, как удовольствия усиливают счастье?

 

1. К приятным состояниям, которые переживает счастливый человек, относятся те, в которых он осознает свое собственное счастье. Эти состояния, однако, составляют лишь часть приятных состояний. Ведь не только мысль о собственном счастье доставляет удовольствие - нужно, чтобы человека радовало и другое, чтобы он мог быть доволен жизнью. Радуют продвижение по службе или любовь, работа или семья, искусство или наука, друзья или путешествия - что-то должно в жизни радовать, в противном случае как же можно быть довольным жизнью?

 

Осознание всей жизни является вопросом настолько многоплановым, что человеку трудно в течение длительного времени задерживать на нем свое внимание и радоваться жизни. И поэтому счастье людьми счастливыми так мало осознается. Ибо как бы мы ни старались вновь и вновь думать о своем счастье, эту мысль не удается надолго задержать в сознании. Она исчезает, а исчезая, отнимает у нас осознаваемое счастье. Когда же счастье прошло, мы говорим, размышляя о нем: «Как счастлив я был тогда и как мало я понимал это».

 

Подобное явление кажется нам каким-то недоразумением: ведь обычно говорят, что счастлив тот, кто понимает свое счастье. В одном из рассказов А. Франса ищут счастливого человека, а когда находят такого, оказывается, что он ничего не знает о своем счастье. Возможно, только при этом условии и можно быть счастливым, рассуждает один из героев рассказа. Но другой думает иначе: значит, он несчастлив, если не знает, что счастлив. Парадокс в изображении человека счастливого, но не ведающего о своем счастье, возникает из-за смешения двух разных вещей: мы думаем, что удовлетворенность в счастье должна быть и удовлетворенностью счастьем. Удовлетворенность, какую испытывает счастливый человек, не всегда равнозначна удовлетворенности счастьем; не обязательно, чтобы удовлетворенность сопровождалась мыслью об этом. Не все психические состояния имеют рефлексивную природу, и даже именно в нерефлексивных состояниях человек может радоваться интенсивней, так как целиком отдается этому чувству. В этом смысле, не думая о том, что счастлив, не только можно быть счастливым, но даже более счастливым, чем когда думаешь о своем счастье.

 

2. Если удовольствия являются причиной счастья, то это зависит не только от их количества, но также и от их природы. Иеремия Бентам, который на рубеже XVIII и XIX вв. развивал свое классическое «исчисление удовольствий» (calculus of pleasures), считал, что ценность большинства удовольствий и огорчений зависит от того, как их оценивать. Он различал целых семь «измерений» удовольствий.

 

Ценность удовольствий, по его мнению, зависит от их:

 

1) интенсивности,

2) продолжительности,

3) достижимости,

4) близости.

 

То есть удовольствие тем ближе к счастью, чем оно интенсивнее, дольше, чем вероятнее и скорее оно должно наступить. Но счастье зависит не только от какого-то конкретного удовольствия, но также и от других удовольствий, с ним связанных.

 

Говоря словами Бентама, ценность удовольствий зависит также от:

 

5) плодотворности удовольствий или вероятности, что они будут и в дальнейшем сопровождаться удовольствиями,

6) чистоты удовольствий или вероятности, что они не будут сопровождаться огорчениями. И кроме того, ценность удовольствий зависит от:

7) объема, то есть количества людей, которые их испытывают.

 

Однако перечень Бентама вызывает сомнения: «объем» удовольствия не изменяет ничего в самом удовольствии; оно не увеличивается и не уменьшается из-за того, что его испытали другие. Нечто подобное можно сказать о «достижимости» и «близости» удовольствий: мы, быть может, склонны отдавать предпочтение удовольствиям, которые запоминаются как достижимые и близкие; но когда удовольствие наступает, оно не будет больше оттого, что на него рассчитывали и что оно быстро получено. Бентам объединил в одном слове сами удовольствия и причины, их вызывающие. Эти причины имеют больший или меньший «радиус» действия: концерт может доставить удовольствие тысячам людей, а кусок пирога только одному человеку. Действие одних причин является «чистым», «плодотворным», другие же, принося удовольствие, вызывают одновременно и огорчение. Действие одних является верным, других - сомнительным; одни вызывают удовольствие сразу, другие- вызовут его в отдаленном будущем. В конечном счете, в перечне Бентама только два измерения касаются самого удовольствия - это его интенсивность и продолжительность.

 

Для исчисления удовольствий гораздо важнее то, что Бентам называет «чистотой». Многие философы предостерегали от опасных удовольствий. Опасными являются в конечном счете удовольствия разного рода: вкусный обед может привести к болезни, можно сломать ногу, путешествуя в горах, можно дорогой ценой заплатить за исполнение желаний, например за удачу в любви; даже в науке и искусстве можно испытать горечь, если, например, нет особых способностей к ним и таланта. Так что в определенном смысле можно сказать, что нет других удовольствий, кроме «опасных», но «опасные» удовольствия не всегда несут с собой огорчения: не каждый вкусный обед вреден для здоровья, не каждое путешествие в горах кончается переломом.

 

Но перечень Бентама, хотя и столь подробный, не является полным, так как в нем не учтены наиболее важные для человеческого счастья, для положительной оценки жизни характеристики удовольствий. Прежде всего, он не учитывает того, что удовольствия могут быть более или менее «экстенсивными», то есть что они в большей или меньшей степени могут проникать в наше сознание и упрочиться в нем, и что только экстенсивные удовольствия приносят полное и длительное удовлетворение, или счастье.

 

Люди чаще имеют возможность, а также и желание поверхностные удовольствия, а не глубокие. Причем тот, кто познал много поверхностных удовольствий, имеет меньше возможностей испытать в будущем такие, которые захватят его целиком. В этом смысле можно сказать, что чем больше человек получил удовольствий, тем меньше счастья он познал; аскеты, отказывающие себе в удовольствиях, готовят себя для самых экстенсивных удовольствий. Бентам не учел также того, что роль удовольствия в счастье человека зависит от обстоятельств, при которых наступает это удовольствие. Например, полученные удовольствия тем больше способствуют моему счастью, чем больше они соответствуют удовольствиям моего окружения, чем больше они понятны и известны ему. Те удовольствия, которые окружающие осуждают, чаще всего мешают счастью: у чудаков в общем-то жизнь нелегкая.

 

Во всяком случае, не само количество полученных в жизни удовольствий составляет счастье человека, счастье не пропорционально им. Нельзя сказать, что счастливым является тот, у кого было больше 50% счастливых моментов в жизни. С жизнью - как с прочитанной книгой: могли читать ее без особого удовольствия, но прочитав, узнали, что это хорошая книга, и радовались, что прочитали ее. 3. Удовольствие относится к счастью, как дерево к саду: без деревьев нет сада, но деревья, даже в большом количестве, еще не составляют сада. В саду нужны не только деревья, но и лужайки; так и счастливая жизнь - не сплошная вереница удовольствий. Удовольствия даже сильнее, когда они познаются с перерывами и контрастами. И в жизни так и бывает.

 

Вообще каждый контакт с миром приносит удовольствия, приносит и страдания.

 

А контакты, приносящие наибольшую радость - работа и любовь,- служат причиной самых мучительных страданий: работа требует усилий, а любовь возбуждает беспокойство. Поэтому, умножая источники удовольствий, мы умножаем источники страданий.

 

Часто можно наблюдать в жизни, что те же самые люди, которые глубоко страдали, познали также и большие радости, и наоборот. Сформулировал эту закономерность Шопенгауэр в работе «Мир как воля и представление»: «Чрезмерные радости и очень сильные страдания появляются всегда только у одного и того же человека, ибо они зависят друг от друга и обусловлены, и те и другие, большой живостью воображения». А подтвердила ее современная эмпирическая психология, обнаружившая у тех, кто часто испытывает интенсивные удовольствия, одновременную склонность к частому испытанию интенсивных огорчений.

 

Может даже показаться, что люди, не испытавшие страданий, есть только среди аскетов, ограничивших свои контакты с миром. И счастье в чистом виде без примеси страдания если и могло быть достигнуто, то только теми, кто отказывал себе в удовольствиях. Но и жизнь аскетов, несмотря на ограниченную связь с внешним миром и сосредоточением сознания на далеких от мира вещах, не свободна от страданий. И страдали они не меньше простых людей в обычной жизни, наоборот, их страдания были столь же сильными, как и радости, от сознания собственного несовершенства.

 

Жизни, которая состояла бы из одних радостей, не существует, она чужда человеческой психике. И тот, кто определяет счастье как непрерывную череду удовольствий, неизбежно придет к выводу, что счастья не существует.

 

Но страдания не обязательно служат помехой счастью. Когда страдание переходит в радость, то сплетается с ней и становится частью положительного переживания. Так бывает при ожидании страстно желаемого, на пути к которому возникают препятствия, и необходимы усилия, чтобы его достичь, ожидание препятствия и усилие сами по себе неприятны, но они легко забываются, когда ожидание сбывается, и даже делают его более приятным. Как поется в песне: «Там много радости и встреч, где много слез и расставаний».

 

Иное дело, когда человек страдает постоянно, когда одно страдание сменяет другое до бесконечности. Длительные страдания отличаются от кратковременных уже не только количественно, но и качественно: превышая силы человека, они становятся невыносимыми для него и убивают его счастье, тогда как преходящее страдание может вообще не повлиять на его счастье.

 

В связи с этим выдвигается и такой рецепт счастья: жить динамично, находиться в постоянном развитии, стремиться к «психическим изменениям», если можно так выразиться, по аналогии с изменениями материи, чтобы страдание, если оно наступит, не смогло упрочиться в сознании, не оставило осадка, который отравлял бы его. Рецепт этот, однако, пригоден не для каждого; более того, для некоторых людей постоянное изменение равносильно нескончаемым страданиям.

 

Особенно интересны случаи, когда сильное ощущение счастья возникает, несмотря на не менее сильные страдания. Так бывает, например, в любви, даже когда она «счастливая». Ибо какие чувства переживаются в это время? Чувство, что вам недостает любимого человека, когда вы разлучены с ним. Беспокойство, когда вы далеко от него. Грусть, когда нужно с ним расставаться. Скука, когда вынуждены оставаться с другими. А иногда и чувство ненасытности, когда вы вместе. В отсутствие любимого мир, как сказал Жеромский, «пуст, бесплоден, глух, беден, мертв, полон тьмы и скуки». И все же период жизни, когда вы погружены в эти чувства - разлуки, беспокойства, грусти,- нередко ощущается как самое счастливое время. Либо потому, что его радости окупают страдания, либо потому, что с этими страданиями связаны радости. Беспокойство в любви - не обычное беспокойство. Само по себе беспокойство - неприятное чувство, но оно вместе с тем и приятное, так как с ним связано осознание, что в жизни есть нечто столь ценное, о чем стоит беспокоиться.

 

4. Счастье не пропорционально полученным удовольствиям. Можно познать их много и не быть счастливым. Может быть, в большей степени способствует счастью то, чем мы в жизни обладаем, а не то, что мы познаем. «Обладаем» не в узком, юридическом смысле, но в том, в каком мы обладаем убеждениями, способностями, привязанностями, уважением или признанием людей; в этом смысле можно, как писал Ж. Дюамель, обладать всем миром, не имея никакой собственности. Для того чтобы человек был доволен жизнью, нужно обладание тем, что он ценит, например любовью или способностями, работой, свободой, возможностью деятельности. Его удовлетворение вытекает из сознания обладания независимо от того, сколько удовольствия он получил от этого обладания.

 

Отсюда не следует, что приятные чувства не имеют значения для счастья. Для некоторых они имеют даже решающее значение. И именно на этой основе различаются два типа счастья: одни довольны жизнью потому, что обладают какими-то ценностями, другие потому, что получают приятные ощущения. Счастье второго, типа имеет гедонистическую основу. В этом случае удовольствия служат причиной счастья, и люди счастливы только потому, что испытали приятные чувства. Но так бывает не всегда: некоторые счастливы, хотя получили мало удовольствий; их удовлетворенность жизнью имеет другие причины. Неверно, что счастье достижимо всегда только через удовольствия. Но точно так же неверно и утверждение стоиков, что через удовольствия вообще нельзя достичь счастья.

 

И все же нередко можно наблюдать в жизни, что люди, испытавшие самые большие удовольствия и упоение, в целом не являются самыми счастливыми. Это подтверждают психологи, доказывающие, что существует даже обратное соотношение между склонностью к острым ощущениям и способностью вообще испытывать счастье (to be generally happy). В таком случае счастье (в смысле упоения) было бы в обратном соотношении со счастьем (в смысле удовлетворения жизнью).

 

5. Связь между удовольствием и счастьем не ограничивается тем, что удовольствия - составляющие счастья и что из них оно и создается. Возникает и обратное взаимоотношение: счастье порождает новые удовольствия. Так происходит именно тогда, когда счастливый сознает собственное счастье и радуется ему. Он получает удовольствие по разным причинам, например потому, что он физически здоров или что его желания исполняются. Но, кроме того, в самом счастье заключен уже источник удовольствия: можно радоваться собственному счастью. Гельвеций писал, что среди тысячи удовольствий человека особую радость дает ему счастье.

 

Не только удовольствия ведут к счастью, но и счастье является причиной удовольствия. Но и наоборот: сознание собственного несчастья является еще одним источником огорчения. Так, Стендаль в романе «Красное и черное» писал об одном из своих героев: «...Самым мучительным в жизни был момент... когда он, только что, очнувшись ото сна, заново осознавал свое несчастье». Счастливый человек больше расположен к переживанию удовольствий, чем несчастливый. Довольного обрадует то, что не развлечет недовольного и огорченного. Когда удовольствия в жизни какого-либо человека прошли, если можно так выразиться, «порог счастья», то в дальнейшем они возникают уже легко.



Еще материал по данной теме


Карты таро в мешочке

Карты Таро – это быстрый путь к ответам на волнующие вопросы.

Классические гадальные руны

В комплекте к набору вы найдёте полное толкование рун, а также различные способы раскладов этих уникальных знаков. 

← все статьи