Пророки




Пророки

 

Один из важнейших признаков человечности суть глубинное «чувство Бога», присутствующее на дне нашего «я». Все уродливые явления новейшей истории, все отклонения существующих церквей от духа их Основателей, все виды атеизма - только извращения этого первичного и святого чувства. В эпоху упадка религиозности и деградации церкви спасение веры, по мнению отца Александра Меня, заключается не в создании сект и орденов для немногих посвященных, но в горении сердец каждого верующего. Конечно, можно уйти в катакомбы, но с единственной задачей - не ограждаться от погрязшего в грехах мира, а обращаться к нему с идеями Христа, возрождать и пробуждать терпимость и любовь к человеку.

 

Благодатные переживания слияния с божеством, глубокие ощущения космического единства, присутствия в каждом частицы божественного порождают чувства изумления и трепета, любви и сострадания ко всему живущему, внутреннего покоя и самоотожествления со всем творением. Эти чувства в высшей степени очеловечивают людей, показывают каждому, что он входит в единую ткань всего сущего, открывают глаза на опасность «покорения» природы: все пакости в ее отношении обращаются против каждого из нас.

 

С тех пор, как человек полностью выделился из животного мира, он стал религиозным, то есть признал в мире и в самом себе существование некого бессмертного начала, которое выше его природного существа. Религия возникла из поиска Божественного начала во всем, что окружало человека - в Солнце, звездах, облаках, реках, живых существах, верховных жрецах или царях. Вначале это приводило к идолопоклонству, затем к вере в существование сверхъестественных, невидимых и высших миров и существ, и, наконец, к признанию надмирного и трансцендентного Бога.

 

Можно сказать, что главная отличительная особенность homo sapiens - религиозность, духовность, соединяющая персональное начало человека с всемирным, именно то, что я имею в виду под формулой «Бог в тебе». Дело в том, что с осознанием Божественности мира человек всегда стремился преодолеть дистанцию, отделяющую его от неба, связать свое личное бытие, свою имманентность с божественной трансцендентностью. Отсюда ветхозаветная идея об «образе и подобии», отсюда таинственное родство бесконечного (Божественного) и конечного (человеческого) духа, отсюда возможность Ветхого и Нового Заветов - договоров или союзов между Богом и «избранным народом», Богом и Сыном Человеческим. Иными словами, отказавшись от Бога в себе, мы отказываемся от Мира - без понимания этого фундаментального принципа мы возводим свои стройки на песке.

 

Если хотите, «Бог во мне» - результат более общего мистического принципа «Бог во всем»: вон дыра в стене - то Бог, вон прилив морской - то Бог, вон творение Божие - то Бог... Бог в преломлении хлеба. Христианское таинство Евхаристии, таинства Благодарения, берущего начало в Тайной Вечере и священном Преломлении хлеба, связано со все тем же богоприсутствием: хлеб, вино символизируют пищу, необходимую для поддержания тела, трапеза с Сыном Человеческим - пищу духа. Ведь сам богочеловек, несущий в себе Бога, есть духовная пища Мира, Хлеб, дарованный небом. Через богочеловека, существа из плоти и крови, совершается причастие верующего божественному бытию, единение с твари и Творца в акте преломления хлеба.

 

В основе мистики лежит принятие всего мира целиком, без исключений, без каких-либо «но». Почему? Именно потому, что Бог во всем! Каждый раз, когда человек выражает недовольство - миром, собой, несправедливостью, - он восстает против Божественного миропорядка. Если хотите, дьявол - это неприятие нами части самих себя...

 

В иудаизме существует понятие «Шехина» (от арамейского «пребывание вблизи»), сродное христианской Софии: это богословская сущность, означающая пребывание трансцендентного Бога в мире, следовательно, в человеке.

 

Обнаружение Бога в себе представляется мне гораздо более важным открытием, чем происхождение человека от обезьяны. Только религиозный человек по-настоящему чувствует ответственность и в своих поступках ориентируется на небеса. Бог для него - ориентир для подражания и образцовая модель для поведения. Как выявил Мирча Элиаде, вся культура традиционных обществ представляет собой подражание богам и воспроизведение мифологических образцов.

 

В книге Зогар, лежащей в основе еврейской каббалы, Бог рассматривается как имманентно присутствующий во всем сотворенном или эманированном и в то же время как превосходящий всё. Подобным образом видят Его и суфии: Бога, говорят они, надлежит созерцать, во-первых, вовне, в красоте земного, и, во-вторых, внутри, посредством медитации. Поскольку Он Един и присутствует во всем, то ошибочно мыслить свое «я» как отделенное от Бога. У величайшего мистика ислама Гуссейна ал-Галладжа (IX в.) напряженное чувство богоприсутствия порой оттесняло собственное «я», сливающееся во время экстазов с «Я» Аллаха. Любопытно, что в таких состояниях он дословно повторял известное изречение Иисуса «Я есмь Истина».

 

Сущность религиозного опыта заключается в «связывании» духовных нужд человека с ответами веры в личном «проигрывании» драмы отношений Бога и человека, засвидетельствованной в Библии и прожитой в жизни-смерти-воскресении Иисуса Христа. Г. Стенли Холл, специалист по психологии религии, размышляя о религиозном опыте, постулировал, что в человеке таится глубинное «ядро» его «я», бескорыстное и исполненное любви. Увы, ходе исторического развития и эволюции культуры это альтруистическое «ядро» часто не только не укреплялось, но нередко утрачивалось, подавлялось рационализацией жизни, эгоистическими интересами и собственническим соперничеством.

 

«Бог в тебе» не обязательно связан с реальным, так сказать «физическим» Богом - это реализация высшего в человеке, так же как дьявол в нас суть то, что мы отвергаем, загоняем в подсознание. Идея Бога потому столь необходима человеку, что возвышает его над природой, над самим собой. Вера - потому источник чудесного, что коренится в самых глубоких пластах нашей психики, в которых сознание контактирует с ноосферой, Миром, Богом.

 

По словам Владимира Соловьева, люди действительно могут господствовать над силами природы, если решительно откажутся от всех земных целей. Человек, отказавшийся от Бога, предающийся соблазну и греху, добровольно лишает себя божественной силы, отказывается от божественного дара. Отсутствие веры, чуда, вершинных переживаний, духовных обострений, света истины - прямые свидетельства духовной кастрации, зарастания души телом, узколобого материализма. Учение Иисуса, собственно, и является даром Бога в человеке, наглядным и очевидным богоявлением. Развивая веру отцов в грядущее, демонстрируя своим примером мощь божественных сил, заложенных в человеке, он знал, что наступит Царство Небесное, когда чудовище Хаоса, дьявол в человеке будет повержен и полностью падет преграда, отделяющая мир от Бога.

 

Мистика и религия необходимы, потому что у человека всегда есть потребность с чем-нибудь самоотождествиться - с внешним миром, с другими людьми, с Богом. Бог является высшей точкой такого самоотождествления. Вот почему человек в процессе своей эволюции движется от животного и биологического существования к Богоподобию (Сирен Киркегор, Тейяр де Шарден, Мартин Бубер).

 

По мнению Эвелин Андехилл, чистый мистицизм «плавно переходит» в религию, в то же время произрастая из нее: никакой глубоко религиозный человек не лишен налета мистицизма, и никакой мистик не может не быть религиозным. В основе любой религии лежит опыт живого мистического откровения. Своим происхождением религии обязаны мистике - все они возникли «после умопомрачительного путешествия очередного визионера» в глубь собственного сознания, в результате встречи с божественной реальностью.

 

Олдос Хаксли как-то сказал, что западная религия пытается «познать» Бога, тогда как адепты восточной сами пытаются «быть» Богом. В Индии никогда не побьют камнями сказавшего «Я - Бог», а скорее всего поверят ему. Индийские аватары - это Боги во плоти, вызывающие всеобщее почитание и поклонение. Ибо кто не стал Богом, не может почитать, прославлять Творца, тем более Его познать. Потому-то величайшее счастье - носить Бога в себе.

 

Я так же велик, как Бог, Он так же мал, как и я. Не могу я быть ниже Его, Он не может быть выше меня.

 

Голос Божий, звучавший Кришне, Будде, Аврааму, Моисею, Магомету, другим пророкам, - это всегда внутренний голос (нередко сопровождаемый видением), внушающий куда вести свое племя, дать ему истину, внедрить в него культ Единого Бога так, как об этом написано в Бытии: «Господь явился Аврааму и сказал ему: Я, Бог Всемогущий, ходи предо Мною и будет непорочен; и поставлю завет Мой между Мною и тобою и между потомками твоими после тебя в роды их, завет вечный в том, что Я буду Богом твоим и потомков твоих, после тебя».

 

Практически вся Тора (Ветхий Завет) - это расширенное свидетельство личных отношений еврейских мудрецов с Богом. Божественные заветы, моральные принципы, истина и любовь - всё то, что век за веком обращало неандертальца в человека, - давалось патриархам в виде снизошедшего на них Духа, Слова, Глагола. Боговидец Моисей заповедал еврейскому народу чтить единого Бога, Яхве, Иегову, Творца и Владыку, Сущего, Того, Кто, обладая бытием, Сам превыше всего чувственного. Давид, «муж по сердцу Иеговы», Соломон, строитель великого храма, другие иудейские пророки получают явные откровения от личного Бога и стараются самоотверженно провести эти откровения в общественную жизнь и религию своего народа. Само слово «завет» - это договор. Кого с кем? Очень интересный вопрос.

 

Сначала это договор между Израилем и виртуальным богом. Но зачем тогда заменять Ветхий Завет Новым? Ответ: новые пророки, прежде всего Иисус, сознавали недостаточность внешнего союза, они стремились к его углублению и очеловечиванию. Отсюда на место внешнего союза приходит другой - внутреннее соединение Бога с душой человека в лице Мессии, сына Давидова и Сына Божия, и этого Мессию, по словам Владимира Соловьева, они возвещают не как высшего представителя иудейства только, но как «знамя языков», как представителя и главу всего возрожденного человечества: правда и свобода Божия являются в лице вочеловечившегося Бога, земного духовного центра, Иисуса Христа.

 

На самом деле, как и другие верования, христианство носит динамический, эволюционный характер. Еще блаженный Августин отмечал, что Новый Завет скрывается в Ветхом, а Ветхий открывается в Новом - религия в движении, в стремлении человечества когда-нибудь соединиться с Силой, Которая его породила.

 

Из Торы мы знаем, что пророк Исаия, живший во времена правления Осии, Иоафана, Ахаза и Езекии, часто видел ангелов и самого Бога, слышал голоса и пророчествовал о знамениях. Исаия предрек гибель Вавилона («И Вавилон, краса царства, гордость халдеев, будет ниспровержен Богом, как Содом и Гоморра»), обличал непотребства Манассии, за что и претерпел мученическую казнь. Любопытно, что сбылось не только пророчество Исаии, но и то, что «Вавилон поглотит болото». Как установили археологи, Вавилон Хаммурапи действительно скрыт ныне под толстым слоем ила, причем вероятность такого исхода для халдейской столицы оценена П. Стоунером как одна пятимиллиардная. Как и пророк Иезекииль, Исаия предрек также гибель Тира: «Пророчество о Тире. - Рыдайте, корабли Фарсиса, ибо он разрушен, нет домов, и некому ходить в домы... Умолкните, обитатели острова, который наполнили купцы Сидонские, плавающие по морю».

 

Пастух Амос, не желавший даже называть себя пророком, не мог молчать, когда Господь повелел ему идти по городам и весям, возвещая День Суда над людом, не следующим закону правды Божией.

 

Пророк Илия, как известно, в ожидании на Синае явления Славы Господней, ощутил присутствие Сущего в виде повеявшего на него бриза. Обретя Бога, он предрек иудейскому царю Иораму болезнь и смерть, а Иудее и жителям Иерусалима великое поражение и изгнание с их земли. Охозии, сыну Ахава, Илия предсказал скорую смерть.

 

Пророк Нафан предсказал Давиду, что его преданность вере отцов будет вознаграждена - один из его потомков станет основателем вечного царства.

 

Левит Осия провозгласил приоритет Божественной любви над установлениями и законами: «Милосердия хочу, а не жертвы», - провозглашал через него Бог.

 

Пророк Иеремия за шесть веков до Иешуа связал конец старого мира с Новым Заветом, который будет начертан уже не на каменных скрижалях, а в душах людей.

 

В отличие от Будды иудейские пророки не учили, что жизнь есть зло и что единственное спасение - уход в нирвану. В отличие от греческих философов, они не отождествляли мир с Творцом, но считали, что Бог связан с человеком узами любви и видели в себе избранников, которым Он себя открывает.

 

«Самое непостижимое в пророках - тайна их вдохновения. Они не строили гипотез, не создавали умозрительных систем, Бог непосредственно через них возвещал Свою волю. Речь пророков обычно начиналась словами: "Так говорит Ягве". Дух Господень овладевал ими с покоряющей силой, и люди внимали их голосу, как голосу Неба. Это чудо потрясало самих пророков. Иногда им был даже трудно охватить умом всё открывшееся.

 

Пророки отчетливо сознавали себя орудиями, глашатаями и посланниками Всевышнего. Но в то же время они были непохожи на языческих прорицателей, вроде пифий, которые вещали, находясь в состоянии бессознательного транса. В опыте библейских провидцев просветленный человеческий дух предстоял Сущему, открывающему Себя как Личность. Бог говорил с миром и ждал от него ответа. Таким образом в пророках осуществлялось единение твари с Творцом, осуществлялся Завет, который был основой веры Израиля».

 

Из Закона и Нового Завета мы знаем, что Библия постоянно свидетельствует об устремленности человека к совершенству, к Богу. Хотя в нем живут и злые силы, тем не менее, рано или поздно они будут преодолены, и человечеству откроется величественный и свободный путь к Царству Божию, о чем раз за разом твердит Сын Человеческий своим ученикам.

 

Все без исключения великие посвященные и творцы религий отличались необыкновенной глубиной мистического чувства, ощущением неразрывной связи с божественной волей, склонностью к визионерству. Скажем, отец ислама Мухаммед, в одиночестве пася коз, часто переживал яркие, исполненные глубокого смысла видения, которые открывали ему завесу сверхчувственного мира. Молитвы пророков нередко завершались единением с Богом, ибо в них была страстная уверенность, что человек будет услышан. По словам того же Мухаммеда, «молитва - это соединение верующего с Богом возвышением духа». Как подсчитали теологи, посланцы Бога 12 раз являлись Адаму, 42 - Аврааму, 400 - Моисею, 10 - Иисусу, 24 000 - Мухаммеду. Последняя цифра особенно впечатляет, но, нужно вспомнить, что все суры Корана «прочитаны» * Мухаммеду архангелом Джабраилом.

 

Провозвестники Божьей воли, библейские «нави» бесспорно обладали провидческим даром и огромной проницательностью, демонстрируемой святыми книгами мировых религий. Хотя Библия отделяет пророков от всякого рода прорицателей, гадателей, волхвов, речь идет об одном и том же даре, разве что с разной степенью силы провидения. Греки называли ясновидцев словом «мантис», откуда произошло наименование «мантики» («дивинации» у римлян). Священное Писание называет языческих пророков ложными, совращающими с пути истины, но это не воспрепятствовало грекам чутко прислушиваться к голосам своих оракулов и следовать им.

 

Кстати, рождение младенца, с которого начнется новая Сатурнова эра, предсказано языческим поэтом Вергилием, но и представители других конфессий ждали своего мессию: буддисты - нового Будду Майтрейю, индуисты - очередное воплощение Вишну, персы - нового спасителя Саошианта, иудеи - Машиаха, верили, что «Бог посетит народ Свой».

 

Практически все древние законодатели и творцы религий выдавали свои законы и свои видения за вдохновение богов. Величайшие пророки имели все основания утверждать, что Всевышний внушил им их огненные слова и громовые проповеди, и здесь не было ни йоты лжи - все они ощущали Бога в себе и лишь передавали соплеменникам то божественное дыхание, которое ощущали не менее реальным, чем собственное. Услышала глас небес и галилейская Дева: «Ты родишь Сына и наречешь Ему имя Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова вовеки, и Царству Его не будет конца».

 

«В иудео-христианской традиции Ветхий Завет дает красочное изложение переживания Моисеем Яхве в горящем кусте, описание общения Авраама с ангелом и других духовидческих переживаний. Новый Завет описывает переживание искушения Иисуса дьяволом во время пребывания в пустыне. Подобным образом ослепляющее видение Христа Савлом на пути в Дамаск, апокалиптическое откровение святого Иоанна Богослова в пещере на острове Патмос, видение Иезекиилем пылающей колесницы и многие другие эпизоды, совершенно очевидно, представляют собою надличностные переживания в холотропных состояниях сознания. И Библия дает много других примеров прямого общения персонажей с Богом и с ангелами. А кроме того, описания искушений святого Антония, духовидческих переживаний других святых и пустынников - хорошо задокументированные части христианской истории» Явление ветхозаветных пророков-ясновидцев (Иеремия, Илия, Амос, Осия, Енох, Михей, Иосиф, Даниил, Исайя), феномен апостольства, явление умершего Христа ученикам имеют ту же природу, что и просветление - все это встречи человека с Богом в акте измененного сознания. Кстати, многие пророки вещали о скором пришествии Машиаха, а иорданский учитель и предтеча Иисуса Иоанн Креститель при встрече с ним заявил, что приход Мессии наступил: «Я крещу водою, посреди же вас стоит Тот, Кого вы не знаете, Идущий за мной, Который впереди меня стал... Он будет крестить вас Духом святым и огнем.

 

Обращение апостола Павла произошло после видения воскресшего Иисуса, давшего новое направление его жизни - как горящий куст или молния на Синае, предшествующие встрече человека с Богом: в «Деяниях святых Апостолов» повествуется, что Павел увидел ослепительный свет и услышал голос Воскресшего Учителя, говорившего с ним на арамейском языке. Явление Иисуса Христа апостолам в Кифе имеет по существу ту же природу, что и присутствие Отца в Сыне. Еще раньше апостолы Петр, Иаков и Иоанн засвидетельствовали о Фаворском свете, окружавшем их Галилейского Наставника, о светлом облаке богоприсутствия и Божественном Гласе: Это - Сын мой возлюбленный; слушайте Его».

 

Любое религиозное движение берет свое начало со встречи его основателя с Богом. Скажем, исламизм не смог бы возникнуть, если бы сын Амина не имел прямого и каждодневного доступа к Аллаху. Сама духовная история человечества берет свое начало с актов просветления своих лучших сынов, и эти акты отнюдь не «нечистый элемент», а первые признаки эволюционного возникновения новых контуров сознания, позволяющих земному человеку встретиться с небесами. Воистину только возбужденное сознание способно к могучему творчеству.

 

Почти у всех христианских мистиков периода становления католической и православной церкви мы обнаруживаем декларацию преодоления тварности человека, его божественного начала. Об этом говорят синоптические евангелисты, апостол Павел и отцы церкви. Правда, даже со страниц синоптических евангелий, особенно - четвертого, перед нами появляется разный Иисус, что, видимо, отражало его разное восприятие учениками.

 

Тем не менее, апостолы так или иначе заимствовали основополагающую идею Иисуса об Отце. Скажем, у апостола Павла нахожу: «соединяющийся с Господом есть один дух с Ним» и уже относительно самого Иисуса: «Здесь нет эллина и иудея, нет обрезания и необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всех - Христос!». В Послании к Римлянам апостол Павел говорит не об откровении одного Христа, но - «сынов Божиих», а в Послании к Коринфянам - о таинстве «преображения во Иисуса»: «Живу больше не я, но живет во мне Христос» - еще одно великолепное подтверждение идеи «Бога во мне».

 

Не принадлежа к партии Иисуса Христа, Плотин упредил идею структуры мира как иерархии божественных эманации: существуют хилотропный процесс «истечения» мира из высочайшего Первоединого и холотропный процесс «возвратного течения» - возвращения к Единому. Сложная иерархическая структура мира включает в себя сферы бытия, причем благодаря наличию Божественного сознания человеку дано подняться до слияния с Мировой Душой. Эта идея нисхождения и восхождения материи пронизывает всю средневековую мистическую мысль.

 

В восточной мистике подобные идеи развивал Шри Ауробиндо Гхош. Мир материи проявляется вначале как процесс инволюции Брахмана, а затем развивается в ходе эволюции, раскрывая сокрытые в нем силы и потенции.

 

В мистике Плотина четко прослеживается тенденция все большего отречения человека от сотворенного мира (внешнего и внутреннего), а также устремленности сознания к бесконечному. Для александрийской школы вообще свойственно относиться к материи как ко злу и к рассудку как к помехе сверхсознанию. Конечной целью мистика является слияние с божеством, достижение состояния, где небесное соединяется с земным до неразличимости (первые века свободных служений христианства были преисполнены энтузиастическими выступлениями и декларациями такого рода).

 

Вся сфера сущего охвачена у Плотина мощью Сверхсущего, или Единого, причем только Первоединое могущественно и реально, тогда как материя немощна и несуща. Иерархия бытия задается противопоставлением «тамошнего» и «здешнего». «Там» - истинно сущее, «здесь» - его жалкие подобия. «Образы», творимые умом, нусом, суть эйдосы, первообразы, тогда как их материальные «реализации», «копии» - только искаженные подобия, отражения высших образцов.

 

Поскольку человеческая душа - это отпадение от Единого, сфера истинного бытия приоткрывается ей, необходимо только вернуться к самой себе, познать свою истинную («тамошную») природу. Возможность «возвращения» души к Единому обусловлена ее рождением от Единой Души: «там» все души нераздельны. «Возвращение» достигается путем очищения души и уподобления ее Первоединому. «Цель не в том, чтобы быть без греха, но в том, чтобы быть богоподобным». Плотиновской иерархии миров отвечает иерархия добродетелей, приводящих душу к Отцу Богов».

 

Плотину принадлежит идея единства видящего и видимого. В свете глубокой интуиции человека, сочетавшего в себе дух эллинского наблюдения и восточного самоуглубления, этот акт описывается как сверхсознание: «Может случиться, что душа обладает чем-либо, не сознавая этого». Предвосхищая коллективное бессознательное, Плотин пишет, что, сознавая, душа обладает этим как вещью, ей посторонней и отличной от нее; когда же она не сознает, она есть то самое, чем она обладает. При этом сверхсознание выше сознания: самосозерцатель сумеет быть также и великим «созерцателем внешнего». Технические приемы «возвращения» души отвечают традиционной мистике просветления: необходимо научиться «выходить» из телесной оболочки и возвыситься до высшего «Я».

 

В таком просветленном состоянии сознания человек способен вступить в область, где «кончаются сферы». Когда мы видим Бога, - говорит Плотин, - то видим Его не разумом, а чем-то высшим, чем разум... Про того, кто видит подобным образом, собственно нельзя сказать, что он видит, так как он не различает и не представляет себе двух различных вещей. Он совершенно изменяется, перестает быть самим собой, ничего не сохраняет от своего «я». Поглощенный Богом, он составляет с Ним одно целое, подобно центру крута, совпавшего с центром другого круга.

 

Душа, - пишет Плотин в другом проникновенном тексте, - достигнув желаемого конца и став частью Божества, поймет, что перед ней - источник истинной жизни. Ей не нужно будет больше ничего, и, более того, она вынуждена будет оставить всё прочее, чтобы сосредоточиться только на этом одном, отбрасывая то, что ее окружает.

 

Григорий Нисский, в 371 году посвященный Василием Великим в епископы г. Нисы, известен как творец одной из самых впечатляющих в истории христианства попыток совместить принцип «творения из ничего» с неоплатоновской диалектикой всеединства. Личный опыт богообщения, о котором повествует Григорий - при большом сходстве с экстазом Плотина (растворением в Едином), - являлся, прежде всего, однократным и необратимым опытом личного преображения. Согласно мистике Григория Нисского только в очищенной духовным опытом, и бдением душе отражается Бог, но не как Лик («не зрелище какое»), а как пример для подражания. В благодати Григорий видит субстанциональное богоподобие человека и все возрастающую любовь-стремление к высшему: «Душа по причастии превосходнейшего становится непрестанно выше самой себя, и, возрастая, не останавливается в возрастании».

 

Вершина человеческого пути - не конец и успокоение, но беспредельное стремление и любовь. Душа человеческая, приняв в себя божественную стрелу любви, «уязвлена в сердце острием веры, смертельно устрелена любовью», - так Григорий Нисский вслед за Оригеном комментирует Песнь Песней, аллегорически толкуя ветхозаветный текст как описание таинственного брака человеческой души с Богом.

 

Один из отцов христианской церкви блаженный Августин, глубоко выстрадавший собственное обращение, в своей мистике проник в надприродно-божественные глубины человеческого духа и открыл в темной бездне божественное присутствие, тем самым предвосхитив доктрину мироприятия. Тем не менее, ему так и не удалось преодолеть ветхозаветную идею малости человека пред ликом Бога, идею необходимости абсолютного подчинения твари трансцендентному божественному началу.

 

Псевдо-Дионисий и Эуригена видели в Боге не сверхличность, но запредельное бытие, присутствующее, тем не менее, во всем сущем, бытие, не поддающееся предметному постижению даже самого себя: «Бог не знает о себе, что Он есть, ибо Он не есть никакое "что"». Холизм Эриугены заключается в том, что, по его убеждению, всё выходит из Бога и возвращается в Него.

 

Увы, мотив несоизмеримости человека и Бога, posse non peccare - доктрина изначальной и природной греховности человека), ничтожества твари перед Творцом - в значительной мере возобладали в христианской церкви, создав образ бессильного и грешного существа: человек склонен ко злу, все благое нисходит на него лишь извне, свыше, то есть как благодать, как проявление иной, противостоящей его существу силы Бога. В указанной позиции христианской церкви во многом утрачивается существо учения Христа как религии богочеловечности. Это проявляется во всем, но прежде всего в морали: если человек существо ничтожное и имманентно греховное, то почему из любви к Богу должна проистекать любовь к ближнему, на каком основании можно вообще говорить о святости человеческой личности? Ведь сама эта личность может быть объяснена только как имманентное присутствие Бога как основополагающего начала.

 

Если Бог абсолютно инороден человеку, то в этом таится опасность равнодушия к личности, опасность бесчеловечности. Ибо, как говорил еще Достоевский, если Бога нет, то всё дозволено. Церковь утратила, можно сказать, главное в христианстве - ведь это не просто религия поклонения Богу в Его противоположности человеку, но религия человечности, глубочайшего сродства твари и Творца.

 

Хотя последующее христианство и христианская церковь отрицали доктрину «Бог во мне», многие христианские еретики вслед за Иисусом говорили о стремлении человека «стать как Бог», «овладеть божественными силами и поставить их себе на службу». Если христианский Бог - во всем, если Бога познают в преломлении хлеба, то, вполне естественно обнаруживать его в «преломлении» души.

 

Святой Симеон Новый Богослов говорит, обращаясь к Творцу: «Благодарю Тебя, что Ты, сущий над всеми Бог, сделался единым духом со мной неслитно, непреложно, неизменно». Испытав просветление, узрев Фаворский свет, известный мистик православного Востока, размышляя о собственной природе, называет себя «человеком по природе и Богом по благодати»: «Я делаюсь причастным света и славы: лицо мое, как и Возлюбленного моего, сияет, и все члены мои делаются светящимися»; «Это Он весь внезапно пришел, невыразимо соединился, неизреченно сочетался со мною, как огонь в железо, и как свет в стекло»; «Откуда иначе божественный огонь может упасть в мое сердце и возгореться в нем, и его возжечь и воспламенить и соединить и сочетать с Богом, сделав творение нераздельным с Творцом»; «Ибо ум, погружаясь в Твой свет, преосветляется и делается светом, подобным славе Твоей, и называется Твоим умом; так как удостоившийся сделаться таковым удостаивается тогда и ум Твой иметь и делается с Тобой безраздельно единым».

 

Практически те же идеи у святого Иоанна Креста - то же преодоление тварности, то же union divine, тот же экстатический прорыв к Богу: «Этот выход наполнил меня счастьем; я тотчас же был поднят до чисто божественных состояний и до интимной беседы с Богом; а это значит: мое понимание перешло из состояния чисто человеческого в состояние божественное. Ибо, соединяясь с Богом чрез это очищение, я не имел уже познания слабого и ограниченного, как это было раньше; но я познал через божественную премудрость, с которой соединился. Моя воля также вышла из себя и стала в некотором роде божественной; ибо соединенная с божественной любовью, она любит не через свои первоначальные силы, а через силу духа Божьего».

 

Такого рода переживание изображено, например, в «Духовной песне» святого Иоанна Креста: «Душа видит и вкушает изобилие, бесценные богатства, наслаждается любым отдыхом и покоем, какого пожелает, и понимает непостижимые тайны Бога... Она также чувствует в Боге внушающую благоговение власть и силу, превосходящую любую другую власть и силу; она вкушает дивную сладость и духовное наслаждение, находит истинный покой и Божественный свет и имеет возвышенный опыт познания Бога...».

 

В основе мистики святого Бернара Клервоского лежит безграничная любовь и устремленность к Богу, ведущие к мистическому браку души и Глагола. Человеческая душа - невеста. Завладев ею, Бог освобождает от гордыни, стирает ее обособленность. Мистический брак - высшая ступень любви Бога в единстве Духа.

 

Расставаясь на время с Богом для мира, душа теперь «живет не для себя, а для всех. Идеал святого Бернара не созерцательная жизнь как таковая, но созерцание, приносящее действенные плоды. Высшее состояние души - просветление, экстаз, переход очищенной души к Богу, во время которого происходит отказ от эго и Бог становится «всё и вся».

 

Бонавентура в «Путеводителе Души к Богу» излагает мистическое учение о ступенях восхождения человеческой души к Творцу, отчасти отражающее влияния Ришара Сен-Викторского и святого Бернара. Начальные ступени восхождения души ведут к приобретению высшего блага и блаженства: это прозрение Бога во внешнем мире, углубление в собственный духовный мир и, наконец, воспарение к Всевышнему.

 

В теологии Фомы Аквинского отношения между человеком и Богом рационализированы - это отношения между двумя раздельными и несравнимыми инстанциями. Аквинат, по существу, возвращается к ветхозаветной концепции радикального различия твари и Творца. Это, как уже отмечалось ранее, неизбежно ведет к изоляции человека от Бога, к рабской зависимости и бунту, к эротическому отношению, гораздо раньше выраженном Катуллом: «Nec sine te, nec tecum vivere possum».

 

Византийский богослов XIV века Григорий Па- лама, известный как основатель исихазма или исихизма, в трактате «Триады в защиту священно-безмолствующих» развил теорию богообщения Согласно этой теории, молитвенная практика монахов, или «умное трезвение» (устремленность всех помыслов к Богу), настраивает «энергийный центр» человека на пронизывающую тварный мир божественную иррадиацию. Соединение божественной и человеческой энергии в акте просветления позволяет человеку осуществить непосредственное общение с Богом.

 

Мистика исихазма сводится к богомыслию - насаждению и укреплению в душе памяти о Боге. Лучшее средство для этого - молитва. Дабы преуспеть в богомыслии, необходимо пребывать в молчании, молитве и созерцании. Созерцание наступает после молитвы и безмолвия как промежуточная ступень на пути к Богу. Последние ступени - исступление и восхождение ума к Богу.

 

Григорий Палама отстаивал тезис, согласно которому в состоянии экстаза аскет непосредственно воспринимает несотворенное и невещественное излучение Бога, то есть так называемый Фаворский свет, увиденный апостолами, согласно Евангелию, на горе Фавор. В духе мистического холизма Палама развил учение о божественных «энергиях», или самовыявлениях, отпадающих от Единого: Первосущность при этом пребывает в себе и недоступна для человека, тогда как Ее иррадиации пронизывают мир и сообщаются человеку таким образом, что «простота» и неделимость божества при этом не нарушаются и единство Сущности остается единством в многообразии энергий.

 

Люди, сознающие Божественное как Трансцендентную Жизнь, внутренне присущую миру, будут представлять мистическую жизнь скорее как свое собственное внутреннее превращение, чем как вовне обращенный поиск. Новое Рождение - не просто их девиз, но сущность внутренней жизни, итог внутреннего роста. Многие из них могут говорить о себе словами святой Катерины Генуэзской, «мое Бытие есть Бог, не посредством простого участия, но посредством истинного изменения моего Бытия». Сущность мистицизма в неотрывности жизненных сил от Бога, в СЛИЯНИИ человека с Ним в творческом экстазе. Именно в таком состоянии мистики узнают, что сущность Бога - любовь и что Бог нуждается в нас, как мы в Боге.

 

Наиболее глубоко феномен богочеловечности раскрыт немецкими мистиками. Предвосхищая антропный принцип, большинство мистиков исходило из того, что сущностью божественного процесса, реализуемого в ходе эволюции, является возникновение отношений между Богом и человеком, состоящих в двуедином процессе рождения человека в Боге и рождения Бога в человеке. Божественная мистерия или, на другом языке, Космическая Игра, заключается именно в символических отношениях между Богом и человеком, встречах человека и Бога в актах откровения или просветления. Фактически весь мистический опыт представляет собой именно такие встречи, в которых проявляется тоска человека по Богу, поиск высшего бытия, движение к источнику жизни, возврат на духовную родину.

 

«Самое страшное, когда нет ничего выше человека, нет божественной тайны и божественной бесконечности. Тогда наступает скука небытия. Образ человека разлагается, когда нет в душе Бога. Искание человеком Бога есть вместе с тем искание самого себя, своей человечности. Человеческая душа мучится родовыми муками, в ней рождается Бог. И рождение Бога в человеческой душе есть подлинное рождение человека. Рождение Бога в человеческой душе есть движение от Бога к человеку, Бог нисходит в душу человеческую».

 

Антропный принцип, согласно которому возникновение Наблюдателя в процессе эволюции заложено изначально Богом, является основным принципом мистики, согласно которому Бог являет себя человеку в откровении, когда приходит время достичь его. Человек создан в процессе эволюции для открытия Бога - очень ясно по этому поводу высказался Якоб Бёме в своей космографии: «Весь этот мир - большое чудо, невозможно было ангелам познать его. Поэтому и подвиглась природа Отца к сотворению существа, чтобы смысл великого чуда открылся, и тогда его узнают в вечности ангелы и люди, и всё это было в Его намерении».

 

Иными словами, человек - орган познания Божества, служащий постижению творения и в нем Творца. Аналогичная мысль обнаруживается у большинства мистиков. Например, Ипполит Римский, живший во II веке, писал: «Начало завершения - это познание человека, познание же Бога - это достигнутое завершение». Еще одна важная идея - сопряженность божественной любви и познавательной способности человека. Бог есть любовь - поэтому «воля Бога записана в нашем сердце.

 

Отличительной особенностью западной мистики (по сравнению с большинством иных ее разновидностей) является идея активности любви, плодотворности, даже производительности духа. Эту мысль прекрасно выразил нидерландский мистик Ян ван Рейсбрук: Наша активность состоит в том, что мы любим Бога, обретая в Боге плоды этого по мере того, как Его любовь проникает в нас. Есть различие между любовью и ее плодами, так же как есть различие между самим Богом и Его Благодатью. Когда мы соединяемся с Богом в своей любви к Нему, тогда мы - чистый дух; но когда мы уже захвачены и преображены Его Духом, тогда мы идем к обретению плодов этого. И дух Самого Бога своим дыханием пронизывает нас, исходя из Того, которого мы любим, и этот дух может совершать благие деяния. А затем Он снова привлекает нас к Себе, чтобы мы могли обрести покой и отдохновение в Нем как плоды наших деяний. И это - Вечная Жизнь, в то время как наша смертная жизнь - это лишь вдохи и выдохи нашего собственного дыхания.

 

Бог нисходит к нам постоянно, независимо от того, осознаем мы это или нет; и Он нуждается как в нашей активности, так и в плодах этой активности, которая разворачивается таким образом, что ни активность никогда не мешает плодотворности покоя, ни плодотворность покоя - активности, а они лишь усиливают друг друга. И это - причина того, что обращенный внутрь себя, созерцательный человек проживает свою жизнь в соответствии с этими двумя путями, в покое и в трудах. И в том и в другом этот человек пребывает полностью, но каждый по-своему, индивидуально неповторимо, полностью пребывая в Боге, в добродетельности своей, исполненный покоя плодотворности, и в то же время, полностью пребывая в самом себе в добродетельности своей деятельной любви.

 

Так человек с помощью трудов своих и покоя созидает в своей собственной душе истинную жизнь, в которую он будет принят навсегда и которая после завершения земной жизни будет преобразована в более сублимированную форму. Таков этот человек, который идет к Богу с помощью внутренней любви, в вечных трудах своих, и он входит в Бога с помощью своей плодотворной склонности к вечному покою. Так он пребывает в Боге, исходя оттуда ко всему творению в духе любви, направленной ко всем вещам, в добродетели своей и в трудах праведных. "Это - высшая точка внутренней жизни"».

 

Рисуя путь мистика ко вратам Града Божьего, Я. Рейсбрук ставит свободный дух над здравым смыслом и просветление (Вечное Сияние) над разумом: Бог открывает себя в «самой сокровенной сущности души, где силы души преобладают над разумом и где в своей простоте они и претерпевают божественную трансформацию»: «Когда любовь несет нас выше всех вещей и за пределы их, выше чем в свет, в Божественную Тьму, в которой мы подвергаемся воздействию Вечного Слова, которое является образом Отца и преображаемся им; и подобно тому, как воздух пронизывается солнцем, так мы в бездеятельности духа обретаем Непостижимый Свет, обнимающий нас и пронизывающий нас. И этот Свет является не чем иным, как бесконечным смотрением и видением. Мы наблюдаем то, что мы есть, а мы есть то, что мы наблюдаем, поскольку наша мысль, жизнь и бытие возвышаются в простоте и делают нас едиными с Истиной, которая и есть Бог».

 

Майстер Экхарт, раскрывая содержание мистического опыта и говоря о соотношении между Богом и человеком, окончательно преодолевает различие между Творцом и творением: «Бог есть, если есть человек. Когда исчезает человек, исчезает и Бог. Сам Творец возникает или проявляется вместе с творением. Это и есть теогонический процесс, идущий в божественной Бездонности». «Бог не желает от тебя ничего большего, как чтобы ты вышел из себя самого, поскольку ты тварь, и дал бы Богу быть в тебе Богом».

 

«По вечной сущности моего рождения, я был от века, есть и в вечности пребуду... В моем рождении рождены были все вещи: я был сам своей первопричиной и первопричиной всех вещей. И желал бы, чтобы не было ни меня, ни их. Но не было бы меня, не было бы и Бога». «Бог обязан действовать, обязан излить Себя в тебя, как только Он увидит, что ты к этому готов». «Земля не может избегнуть неба; будет ли она убегать ввысь или вглубь, небо изольется в нее и сделает ее плодородной, хочет она того или нет. Так же Бог поступает с человеком. Тот, кто хочет бежать от Него, только устремляется в Его глубины; все потаенные уголки открыты для Него».

 

Ведь мы, люди, имеем одну книгу, которая ведет нас к Богу. У каждого она внутри него, и представляет она бесценное Имя Бога. Ее буквы - это пламя Его любви, которую Он в бесценном Имени Иисуса открывает нам в Своем сердце. Читай эти буквы в своем сердце и духе, и с тебя довольно этой книги. Все писания детей Бога направляют тебя к этой книге, потому что в ней заключены все сокровища мудрости... Эта книга - «Христос в тебе».

 

Священное Писание открывает человеку то, что он не в состоянии постичь собственными силами, считал Майстер Экхарт. В глубинах человеческого духа присутствует божественное начало, божественная «искорка». По этой причине человек не способен достичь Бога как внешнюю сущность - только в созерцании, только внутри себя. Ибо Бог - это наш сокровенный внутренний опыт, внутреннее чувство, являющее всё в высшем свете. Ибо «Небесный Отец рождает единородного Сына в себе и во мне». Ибо «я одно с Ним».

 

Для того, чтобы Бог стал могучим двигателем души, Он, по словам М. Экхарта, «должен снова и снова рождаться в душе». Наверное, потому «Христос родился, родится и будет родиться»... Чтобы измерить душу, нам придется измерить Бога, поскольку Первооснова Бога и Первооснова души одна и та же.

 

Мистическое единство М. Экхарт понимает в том смысле, что все земное буквально «напичкано небесным», что Бог, как о том писал еще Плотин, «не есть внешнее по отношению к чему бы то ни было, но присутствует во всех вещах...». Если Бог - во всем и в некотором смысле есть всё, то Его можно обнаружить в самом себе. «И если ты родился в Боге, то и внутри тебя (в круге твоей жизни) присутствует нераздельное Сердце Бога».

 

М. Экхарт, возможно, впервые, намекает на существование связи Божественной реальности с высокими уровнями видения, то есть сознания человека, и преобразующей роли этого уровня сознания: «Душа, отдающаяся внутреннему просветлению, познает в себе не только то, чем она была до просветления; но она познает и то, чем она становится через это просветление». Низшее (животное) сознание человека несет в себе зло безбожной жизни, высшее (божественное) сознание несет в себе катарсис. Вот почему «человеку, пребывающему в Божьей воле, невозможно совершить злодеяние».

 

Как и другие мистики, М. Экхарт проводит границу между низшими свойствами человека, препятствующими просветлению (т. е. вожделением и разумом), и высшими - созерцанием, откровением, просветлением: «...всё, что может понять разумение и чего домогается вожделение, всё это не есть Бог. Где кончается разумение и вожделение - там светит Бог. Там раскрывается в душе та сила, что глубже, чем далекое небо... Блаженство праведных и блаженство Божье - одно и то же блаженство; ибо праведный блажен, когда блажен Бог».

 

Бог необходим хотя бы для того, чтобы придать смысл человеческому существованию: «Если мы здесь по воле Бога - мы направляемся к Богу. Если же мы здесь по воле слепого случая, мы идем в никуда».

 

Отвечая на вопрос о причинах своего часто необычного поведения, сурового и настойчивого поиска, Я. Бёме никогда не ссылался на возвышенное просветление или невыразимое удовольствие. Его ответ более прост и понятен: «Я получил от Бога мои дары»: «Я пришел к знанию не посредством моих собственных рассуждений, воли или целеустремленности; я не искал ни этого знания, ни чего-либо с ним связанного. Я искал только сердце Бога, чтобы укрыться в нем». Основополагающая мистическая идея Я. Бёме, данная ему во время «пришествия Духа», это идея пребывания Бога в центре человеческой души.

 

Я. Бёме воспринимал Бога в своих «возрожданиях» как процесс, в который человек способен погрузиться при определением напряжении воли. Бог - это движение, сок жизни, господствующий во всем подобно тому, как сок наполняет древо жизни: «Хотя плоть и кровь не могут захватить божественное существо, но только дух, когда он просветлен Богом и воспламенен им, все же, когда хотят говорить о Боге - что такое есть Бог,- нужно тщательно рассмотреть и взвесить силы в природе, к тому же и всё творение, Небо и Землю, а равно и звезды, и стихии, и тварей, которые все имеют одно происхождение, а также святых ангелов, дьявола и людей, равно Небо и преисподнюю». Мир - Великая Мистерия Бога, от которого исходит благотворный и всепожирающий огонь, способный раскрываться и как «любовное жжение», и как «гневный огонь». Бог - мера нашей глубины, способной приоткрыться как «внутреннее рождение Божества», но всю глубину Бога «не может измерить никакая тварь». «Глубинное основание Бога» уходит в темноту души. Когда Бёме однажды опросили, как можно понять эти бездны, он сослался на апостола Павла: «Дух исследует все вещи, равно и глубины Божества». В заключительной главе его «Утренней зари» слова о душе человека звучат так, словно она суть «маленький бог в большом неизмеримом Боге».

Вот как сам Бёме объяснял свой неожиданный дар писателя и своеобразие своего литературного творчества: «Бог дал мне знание. Не я, которое есмь Я, знает это, но знает это Бог во мне».

 

В «Mysterium Magnum», комментарии на Книгу Бытия, отвечая на вопрос об источнике своих знаний, Бёме признается, что Бог был единственным наблюдателем творения мира: «Но я, который есмь я, этого не видел. Ибо меня как твари еще не существовало. Но мы видели это в сущности души, которую Бог своим дуновением придал Адаму». Глубина этой мысли заключается в том, что мистик и ученый равно «этого не видели», но оба способны узреть творение в «дуновении», данном им Богом. «Со мною случилось то, что бывает с зерном, которое было посажено в землю и прорастает в любую бурю и непогоду вопреки всякому разумению».

 

Человек в антропологии Я. Бёме - высшая точка эволюции жизни и сам являет собой процесс, он не завершен, но постоянно стремится к завершению. «Человек - это малый мир в большом и имеет в себе все качества большого мира...».

 

Обладая мощным пророческим самосознанием, Я. Бёме - совершенно в духе М. Экхарта, И. Таулера и Г. Сузо - видит собственный дар не в научном познании, но в мистическом жаре, подражании Христу, внутреннем преображении. «Я получил от Бога мои дары» - означает: только внутри меня самого идет процесс рождения знания; от внутреннего душевного знания надлежит переходить к практическому душевному опыту.

 

Свою победу над миром, считал Бёме, человек обретает во Христе: «Я внутренне умер и моя жизнь есть Он, я в нем, но не в самом себе». Для него истинной церковью является не каменное здание, а Храм Божий в душе преображенного человека. Цель каждого - пробудить Христа в собственной душе, пройти весь Его путь, ибо «всякое мудрование и искание воли Божией без обращения сердца - пустая вещь».

 

Из Бога мы рождены,

Во Христе умираем мы,

В Святом Духе будем мы возрождены...

 

Я. Бёме ясно различал видения собственной души, то, что К. Г. Юнг позже назовет «самоосуществлением бессознательного», и реальность духовного мира, лежащую в основе просветления. Он писал о внутренних упражнениях как настоятельной потребности проникнуть в побуждения «моего природного человека». В «Утренней Заре» свой мистический дар он именует «душой, обученной Богом», «корнем небесного рождения».

 

Ангелус Силезиус в «Херувимском страннике» говорит: «Кто стремится к Богу, должен стать Богом»; «Я должен быть Словом в Слове, Богом в Боге»; «Я так велик, как Бог, Он так же мал, как я»; «Каждый христианин должен быть тем же Христом»; «Кто Бога хочет, должен Богом стать»; «Хотя бы Иисус рождался тысячу раз в Вифлееме, но, если Он не родился в твоей душе, - ты погиб»; «Я знаю, что без меня Бог не может просуществовать ни одного мгновения. Если я превращусь в ничто, то Он от нужды испустит Дух».

 

Корнелий Агриппа видел творческое начало человека и источник человеческого всесилия в присутствии в человеке божественного образа. В одном из писем к Аврелию Аквапенденте он писал: «...мы не должны искать причины великих действий вне нас самих; внутри нас живет деятельное существо, могущее без оскорбления Божества и религии выполнить всё, что обещают астрологи, магики, алхимики и некроманты. Я утверждаю: в нас самих живет начало, творящее чудеса». В «Тайной философии» Агриппы мы обнаруживаем и главное условие проявления этой магической силы - непоколебимое доверие к себе, отсутствие даже малейшего сомнения в успехе магического действия: «Твердая вера творит чудеса даже будучи неверно направлена, а малейшее сомнение рассеивает духовную силу мага».

 

Движение к Богу в себе В. С. Соловьев связывал с преодолением природной жизни и злой воли и с развитием живой личной силы, могущей проникать в душу и овладевать ею: «...необходимо, чтобы божественный Логос не влиял только на душу извне, а родился в самой душе, не ограничивая и не просвещая, а перерождая ее». Обретение Бога в себе, или, на языке нашего философа, «действительное соединение божественного начала с душою», носит исключительно индивидуальный характер, то есть божественный Логос неизбежно рождается как действительный индивидуальный человек, стремящийся к внутреннему единству с Богом.

 

Вполне в духе экхартовской мистики Н. А. Бердяев именует феномен «Бога в себе» богорождением: в каждом человеке, в глубинах человеческого духа совершается тот же процесс, что и на небе, а именно процесс рождения Бога. Сущность религиозной жизни состоит в двуедином движении: от Бога к человеку и от человека к Богу; человек рождается в Боге и Бог рождается в человеке, и это является предпосылкой Царство Божия, неосуществимого без страстного участия человека.

 

Человеческий род в одном лишь своем аспекте есть род ветхого Адама, есть грешный, падший род нашего природного мира. В другом своем аспекте человеческий род есть род небесный, род духовного Адама, род Христов. Через рождение Сына в вечности весь духовный род человеческий, все множество человеческое и весь заключенный в человеке мир, космос отвечает на призыв Божьей любви, на Божью тоску по своему другому, по человеку.

 

«Бог в тебе», среди прочего, означает приоритет духовного начала, обретение внутреннего света, преодоление животности, отказ человека подчиняться низшим стихиям во имя торжества высших.

 

Как природное существо, человек является рабом инстинктов и подчиняется природной необходимости. Присутствие Бога в человеке позволяет ему преодолеть внутреннюю разорванность, преодолеть дурную бесконечность рождений и смертей, обрести целостность и внутреннее единство, вознестись на небывалую высоту, внедриться в божественную жизнь.

 

«Бог в тебе» не только не противоречит христианству, но выражает его, может быть, главную сущность - родство между человеком и Богом, творческое соучастие человека в одолении законов материи, в восходящем движении к свободе и творчеству: «Бог помогает человеку, но и человек должен помогать Богу. Это и есть эзотерическая сторона в христианстве... Бог ждет от человека соучастия в деле миротворения, в продолжении миротворения, в победе бытия над небытием, ждет подвига творчества».

 

Сирен Киркегор настойчиво и справедливо подчеркивал, что человек встречается с невидимым Богом лишь в уединенных и отрешенных от мира глубинах собственного «я» и в том предельном одиночестве, в котором он встречается со смертью, и в этой великой встрече обнаруживается исконно человеческая неразрывная связь с Творцом.

 

«Бог в тебе» - это открытость души небесам, своеобразная харизма, жар сердца. У Сократа был демон, обладавший холодным разумом, у Иисуса Христа и Аполлония Тианского - горячий душевный порыв, позволявший им творить чудеса. «Бог в тебе» - это такого рода прорыв к небесам, самоотверженность святого Франциска или истерия святой Терезы, но не холодные рассуждения Аристотеля и Фомы. Всё самое прекрасное в мире возникает в экстатическом возбуждении, в болезненном пробуждении, в мистическом акте «раскрытия небес».

 

Многие мистические феномены, как и экстрасенсорное восприятие человека, связаны с  иными мирами нашего сознания - его холистическим «подсоединением» к Мировому Единству, так сказать, его слияние с вечностью. Понимаю, что это неконкретное утверждение, но мы до сих пор не знаем реальных механизмов реализации Бога в нас, делающей нас чудотворцами.

 

У. Б. Йитс полагал, что телепатия существует не только как сверхчувственная связь между разными людьми, но и как доступность будущего «настоящему» сознанию. Кстати, подобную мысль высказал и К. Г. Юнг в предисловии к немецкому изданию «Книги перемен» («И-цзин»). Такую связь снова-таки можно объяснить «Богом в нас», то есть предположением, на котором зиждутся многие религии. Кстати, острое чувство богоприсутствия испытали многие великие безумцы на грани угасания сознания (первые приходящие в голову примеры - Ницше, Нижинский, Гёльдерлин, Дёбель, еще раньше - Тассо, Свифт, Эдгар По.

 

По мнению Вивекананды, отношение человека с Богом - художественное, как художника с Художником. Познание Брахмана - цель и высочайший удел человека. «Но человек не может оставаться погруженным в Брахмана. Это лишь исключительные мгновения». Творение - Божественная Игра. Творчество человека - тоже игра... Сам Бог - высшая игра духа, соединение человеческой и Божественной Игр. «Только человек, который действительно почувствовал Бога, религиозен».

 

Даже отрицая Бога-Творца, Вседержателя, Вершителя Судеб, Милостивого или Грозного Судию, духовный человек не должен отказываться от Бога Величайшего Символа, воплощающего стремление человека к Совершенству, Чистоте, Красоте, Смыслу, Ценности...

 

Шри Ауробиндо Гхош, склонный к синтезу индуистских идей с современной наукой, переводил символику Бога в человеке на язык сверхментальной силы сознания, способной охватить истину: «Сверхразум в своем первоисточнике является динамическим сознанием, и он по своей природе неотделим от бесконечной мудрости, бесконечной воли и божественного знания Знающего и Творца. Сверхразум - это сверхчеловек. Это - гностическая сверхчеловечность, в своем следующем триумфальном эволюционном шаге достигающая земной природы. Шаг от человека к сверхчеловеку - это следующее достижение земной эволюции. Этот шаг неизбежен, потому что это - намерение внутреннего Духа и логика самого процесса развития Природы».

 

К. Г. Юнг интересовался мистическими феноменами и много размышлял об их природе. Его анализ литературного творчества и феномена телепатии привел к понятию «родовой памяти»: символы являются знаками родового бессознательного, посредством которых происходит сверхчувственное общение людей. Многозначность символа - это его обогащенность смыслами и значениями, накопленными в истории человечества. Ведь сама родовая память восходит к Божественному Слову, что было вначале! Я отдаю себе отчет в том, что это тоже не объясняет феномен богоприсутствия, но сам символ, как мне представляется, является божественным знаком, божественной речью, на которой написаны все боговдохновенные книги.

 

Кстати, я нигде не встречал мысли о поэтичности Иисуса Христа. Между тем, перед нами величайший поэт. Даже отраженный свет страниц Нового Завета, пытающихся передать «дух Христа», отражает сказанное, даже не прямая, а пересказанная учениками речь Галилейского Наставника постоянно переходит на ритмы древнееврейской и арамейской поэзии.

 

Язык мистики - это язык символов. Духовный опыт предполагает не высказывание истин, но пробуждение символических смыслов. Чем лучше будит сознание используемый символ, тем ярче ответная эмоция тех, к кому он адресован. Символизм всегда шире дискурса, схемы или аллегории, он использует предельные возможности красоты и страсти, содержит в себе намек на тайну и чудо, очаровывает душу мечтой и красотой. Он взывает не к рассудку, а к страждущему сердцу и интуитивному чувству. Символы Мистического Пути - поиск Грааля, паломничество Данте, странствия к Богу и в Боге, получившие у христианских мистиков названия Пути Единения, Вечной Жизни. Цель этих странствий и поисков - Дантовские Эмпиреи (Небеса), Прекрасное Видение или исполнение любви (Иерусалим как цель паломничества). Под Иерусалимом мистики понимали Небесную Божественную Страну и духовную жизнь, которая есть «сама по себе небеса». Этот образ создан Блаженным Августином и заимствован у него Гуго Сен-Викторским и большинством средневековых мистиков.

 

Возвращаясь к К. Г. Юнгу, необходимо отметить, что для него боги и духи были автономными психическими структурами, живущими внутри человека и владеющими им. «Боги стали болезнями: Зевс владеет сейчас не Олимпом, а солнечным сплетением, становясь заботой врача или замутняя разум политиков и журналистов, поневоле становящихся причиной психических эпидемий».

 

Вместе с тем, в отличие от 3. Фрейда, К. Г. Юнг считал атеизм опаснейшим поветрием времени.

 

Всякий бог был для него символом Бога, живущего внутри нас, в нашем коллективном бессознательном. Утрата такого Бога разрушительным образом сказывается на психике атеиста:

 

«Боги жили когда-то в своей сверхчеловеческой силе и красоте на вершинах гор, одетых в снега, в темноте пещер, лесов и морей. Позже они слились в одного Бога, а затем этот Бог стал человеком. Но в наше время боги собраны в лоне обычного индивида: они столь же могущественны и вызывают прежний трепет, несмотря на самое новое облачение - они сделались так называемыми психическими функциями. Люди думают, будто держат свою психику в собственных руках, они даже мечтают создать о ней науку. На самом же деле матерью является она - она создает психического субъекта и даже саму возможность сознания. Психика настолько выходит за пределы сознания, что его можно сравнить с островом в океане. Остров невелик и узок, океан безмерно широк и глубок. Поэтому не так уж важно, если речь идет о пространственном местоположении, где находятся боги - снаружи или внутри. Но если исторический процесс деспиритуализации... будет продолжаться, то всё божественное или демоническое должно вернуться в душу, внутрь человека, совсем об этом не ведающего.

 

Так как идея Бога обладает огромной психической интенсивностью, безопаснее верить, что его автономная интенсивность исходит не от эго, что это иное, сверхчеловеческое существо... Верующему в это человеку необходимо чувствовать себя маленьким - примерно таким, каковы его реальные размеры. Но если он заявляет, что Tremendum (Ужасное) умерло, то он сразу обнаруживает исчезновение той значительной энергии, которой он наделял ранее божественную сущность. Энергия может теперь выйти на поверхность под иным именем, например, может называться «Вотаном» или «Государством», либо каким-нибудь словом, заканчивающимся на «изм». Даже атеизмом, в который люди веруют, на который надеются, как раньше верили в Бога. Так как энергия огромна, то результатом будут столь же значительные психологически е нарушения....

 

Фактически юнговская терапия сводилась к попытке обрести Бога в себе и в этом отношении он сам стал первым пациентом собственной аналитической психологии, то есть человеком, сознательно строившим величественный собор внутри себя самого.

 

Кстати, саму мистерию (и собственный мистериальный опыт) К. Г. Юнг понимал исключительно как «трансформацию и обновление», свойственные всем, такой опыт пережившим.

 

«Юнг рассматривал свой опыт видений как путь к искуплению (или к «индивидуации», как он стал называть этот путь, начиная с 1916 года), которому можно научить других. Анализ стал процессом посвящения, погружением в бессознательный разум с целью вызвать процесс индивидуальной трансформации с помощью непосредственного столкновения с трансцендентальным царством богов. Подобно тому, как центральным событием, на котором было построено таинство причастия в Римско-католической мессе, оказалась Тайная вечеря, юнгианский анализ стал ритуализированным воспроизведением собственной внутренней драмы Юнга, истории о его героической борьбе с богами, тщательно сберегавшейся в качестве священного мифа аналитической психологии. Тем, кто пережил столкновение с богом (или богами) у себя внутри, Юнг обещал возрождение в качестве подлинного «индивида», свободного от репрессивных механизмов конвенциональных суеверий относительно семьи, общества и божества. Те, кто успешно пережил подобное языческое перерождение, становились вторично рожденными - существами, «достигшими индивидуации» и обладающими более высокой духовностью».

 

Освобождение и возрождение человека К. Г. Юнг понимал как «соединение» с вечностью: «Мы боимся и избегаем разного рода вторжений «вечности» в нашу обыденность, но я могу описать свой опыт лишь как блаженное ощущение собственного вневременного состояния, когда настоящее, прошлое и будущее слиты воедино. Всё, что происходит во времени, всё, что длится, предстает вдруг как некое целое. Нет более временного следования, и вообще ничто не может быть измерено в понятиях времени».



Еще материал по данной теме


Универсальные карты таро

Колода этих карт подойдёт и для тех, кто только постигает тайны таро, и тем, кто уже знаком с гаданиями на таких картах.

Книги Оракул 2013. Универсальный инструмент общения с подсознанием (книга + набор из 34 карт + платок для гадания)

← все статьи