Четыре понятия счастья




Четыре понятия счастья

 

Каждый хочет быть счастливым;

но чтобы достичь счастья, необходимо

знать, что такое счастье.

Ж. Ж. Руссо

 

Рассуждения о счастье должны начаться с языкового анализа слова «счастье».

 

С точки зрения науки требуется, чтобы понятие и слово были адекватны. Этому требованию, однако, не соответствует большинство слов разговорной речи, к которой относится и слово «счастье». Даже когда это слово употребляется в психологических и этических теориях, оно привносит в них из разговорной речи многозначность, сложившуюся на протяжении веков. Рассуждения о счастье нужно, поэтому начать с указания на многозначность этого слова и с выделения разных значений понятия счастья. Разные понятия счастья имеют то общее, что обозначают что-то положительное, ценное. Тем не менее, они различаются между собой. Опустим сразу понятия менее распространенные; опустим также тончайшие понятийные различия и оттенки. После этого останется по меньшей мере еще четыре разных понятия счастья, и все они занимают важное место в понятийном инвентарии человечества. Два из них распространены в разговорной речи: одно имеет объективный  характер, второе - субъективный. В первом значении «счастье» означает исключительно благоприятные события, которые случаются с кем-либо, во втором - приятные  переживания.

 

Два других значения понятия счастья употребляются чаще в философии, чем в повседневной жизни; из этих двух «философских» понятий одно опять-таки имеет объективный, а второе - субъективный характер.

 

1. Когда М. Рей пишет: «Кого возносит счастье, тот пусть боится упасть», или когда другой польский писатель Г. Кнапский говорит: «Чего не дало мне счастье, того у меня не отнять», то счастье понимается в объективном значении, как удачное стечение обстоятельств, как благоприятные условия жизни. В этом первом - объективном - значении «счастье» есть не что иное, как везение или удача. «Выпало счастье», «повезло» говорят о том, кто выиграл в лотерею или вышел из трудного положения. В таком же смысле понимается выражение «счастливая игра» или «везение в делах». Здесь всегда речь идет об удачном стечении обстоятельств, о счастливой судьбе, счастливом случае. В таком же значении говорится о счастье и в  пословице «Лучше крупица счастья, чем фунт разума». Того, кто выиграл в лотерею, называют счастливым, не спрашивая, что чувствует сам выигравший, как он использовал свой выигрыш, пошел ли он ему на пользу и т.п. Это счастье в житейском, можно сказать, значении.

 

2. Но когда С. Жеромский пишет в романе «Бездомные»: «Счастье, как теплая кровь, медленной волной влилось в ее сердце», он понимает счастье иначе: субъективно, то есть как вид переживания, как особенно радостное и глубокое чувство. В этом втором - субъективном - значении «счастье» означает не что иное, как состояние интенсивной радости, блаженства или упоения. Здесь, в прямую противоположность первому случаю, речь идет именно о том, что пережил человек, и сравнительно неважно, какие внешние условия породили это переживание. Таково понятие счастья в психологическом значении.

 

Оба значения заметно различаются. Хотя в польском языке, так же как и во многих других языках, слово «счастье» употребляется в обоих значениях, но другого названия, общего для них, не существует. В латыни объективно понимаемое счастье называли фортуной (fortuna), во французском языке - шансом (chance), в английском - удачей (luck), а такие слова, как beatitudo, bonheur, happiness, употребляли для иначе понимаемого счастья. Однако большинство людей связывают субъективное счастье с объективным и даже ставят его в зависимость от объективного, то есть радость обусловливают удачей и везением - поэтому нет ничего удивительного, что в некоторых языках для них существует общее название.

 

В обоих пониманиях слово «счастье» означает что-либо благоприятное, однако ни в том ни в другом оно не означает того высшего блага и главной цели жизни, каким, собственно, и считается счастье. Удача вообще не может быть целью деятельности, так как она сопутствует человеку независимо от его действий. А сама по себе удача не столь уж ценна; ценной она становится тогда, когда осознана, почувствована, использована. Тот, кому посчастливилось (в объективном значении), не всегда испытывает счастье (в субъективном значении). И тогда объективное счастье становится маловажным, а то и совсем обесценивается. Правда, люди, мечтая о счастливой судьбе, рассчитывают, что она будет для них источником радости, что она сделает их жизнь приятной, но это ожидание порой бывает обманчивым. Старая польская пословица гласит: «Умеренное счастье - самое лучшее». В ней выражено убеждение в том, что самая большая удача еще не дает полного счастья.

 

Но точно так же счастье в психологическом понимании - хотя и по другой причине - не может быть главной целью человеческой жизни. Ибо состояние интенсивной радости по природе своей быстротечно. Счастье в этом смысле - нечто мимолетное; и если оно и является благом, то непродолжительным. Для цели жизни этого слишком мало, во всяком случае, большинство людей хотят чего-то большего. Эпиктет писал: «...Когда ты испытываешь привязанность к чему-то, то не относись к этому как к чему-то такому, что не может быть у тебя отнято, но относись как к чему-то такого рода, как глиняный горшок, как стеклянная чаша, чтобы, когда они разобьются, ты, помня, чем они были, не впадал в смятение». Нечто подобное говорил Марк Аврелий: «К чему же можно привязаться в таком потоке проходящих мимо явлений, на чем можно остановиться? Любить эти явления - все равно, что любить пролетающих мимо птиц; мгновение, и они скрылись из глаз».

 

Между тем, говоря о счастье, как нам кажется, нужно иметь в виду, что это одно из высших, если не наивысшее благо, какого может достичь человек. Так считают и тот же Эпиктет, и Марк Аврелий. Эта оценка не может относиться к счастью, понимаемому как удача или интенсивная радость. Она была бы непонятна, если бы слово «счастье» употреблялось только в этих двух значениях. Но на самом деле оно имеет еще и другое значение. В этом значении оно встречается и в разговорной речи, но чаще всего в философии. Философские понятия отличаются от понятий разговорной речи уже тем, что в последней называют счастьем даже одно мгновение, если только оно было очень радостным или очень удачным; для философского понятия счастья важно другое, а именно что счастье является чем-то постоянным, по крайней мере относительно постоянным. Этих понятий, употребляемых в философии (и проникающих из нее в разговорную речь), существует опять-таки два: одно -  объективного, другое - субъективного характера.

 

3. Когда Аристотель определял счастье как «приятную жизнь и жизнь в довольстве» или когда Боэций разъяснял, что «счастье - это состояние совершенства, достигнутое сочетанием всех благ», то они использовали объективное философское понятие счастья. Похожим понятием пользовался и Геродот, когда писал о Телле, что счастье его было в том, что он «погиб за отчизну». При этом он имел в виду не везение или минутную большую радость. И Аристотель, и Боэций, и Геродот понимали счастье как высшее благо, доступное человеку.

 

Так понимали счастье по-гречески называемое эвдемонией (εύδαιμονία) почти все древние философы.

 

Мерилом счастья в этом его значений было, не удачное стечение обстоятельств, не интенсивная радость, но высота достигнутых благ. Какие это должны быть блага, об этом античная дефиниция счастья умалчивала; выбор их уже не относился к дефиниции счастья, а зависел от понимания того, какие из благ, доступных человеку, являются наивысшими, В этом вопросе древние мыслители не были единодушны. Одни из них полагали, что счастье составляет моральное благо, ибо оно является наивысшим из всех; другие придерживались гедонистических взглядов, считая, что цель жизни - наслаждение; третьи выступали за равномерное сочетание всяких благ. Но все они подразумевали под эвдемонией обладание высшими благами. Переживание этих благ было для эвдемонии малосущественным вопросом. Стоики утверждали даже, что счастье-эвдемония не имеет ничего общего с переживанием приятных ощущений.

 

То же самое понимание счастья сохраняется и у средневековых мыслителей: beatitudo (по-латыни - счастье) они определяли так же, как древние философы эвдемонию. Они были далеки от понимания счастья как удачи или удовольствия  Сущность счастья - в обладании благами, а радость (felicitas) есть только естественный результат обладания благами.  Августин Блаженный писал в сочинении «О счастливой жизни», что  счастливый человек - тот, который имеет то, что хочет,  но не хочет ничего дурного. Еще определеннее высказывается  Фома Аквинский, когда объясняет, почему тот, кто достиг счастья, уже не может ничего желать: оно ведь наивысшее благо, содержащее в себе все другие блага. Таким образом, на протяжении более чем полутора тысячелетий  от Аристотеля до Фомы Аквинского повсеместно использовалось  именно это объективное понимание счастья, Польский мыслитель  конца XVI - начала XVII в.

 

Себастьян Петриций писал: «Счастье заключает в себе все блага». В настоящее время такое понимание счастья-эвдемонии может показаться устарелым. Однако и сегодня употребляется аналогичное понятие, но в менее абсолютном смысле: в современном понимании счастливым является не только тот человек, который обладает высшими благами, но и тот, в чьей жизни добро всегда преобладало над злом, кто имел те блага, к которым стремился и которым умел радоваться; иными словами, счастлив тот, кто имел положительный баланс жизни. О человеке, которому сопутствовала удача в жизни, говорят, что он «имел» счастье; о том, кто пережил много радости и упоенья, говорят, что он «знавал» счастье; о том же, в чьей жизни преобладало хорошее, кто имел блага и умел радоваться им, говорят, что он «был» счастливым.

 

4. Когда современный английский этик говорит, что счастье есть «удовлетворение жизнью в целом», то он имеет в виду еще одно, четвертое, значение счастья, Именно так понимал счастье восьмидесятилетний Гёте, когда писал о себе Цельтеру, что он счастлив и хотел бы прожить свою жизнь вторично. Именно это понимание счастья заняло в современной философии место эвдемонии. Счастье следовательно, состоит в том, что он доволен своей.

 

В противоположность эвдемонии такое понимание им характер субъективный; критерием его служит удовлетворение жизнью, а не обладание благами. При таком понимании счастья не был бы счастливым тот, кто, обладая наивысшими благами, не испытывал бы удовлетворения от них; в конечном счете счастье определяют не блага, а чувства, не то, чем мы обладаем, а то, как мы на это реагируем. Обладание благами, теми или иными, внутренними или внешними, необходимо для счастья, ибо трудно быть счастливым, не имея никаких благ; но одно это еще не есть счастье.

 

Но, с другой стороны, так понимаемое счастье отличается от счастья «психологического»: одно дело быть довольным жизнью, другое - испытывать интенсивную радость. Правда, Дж. Локк склонный к упрощению понятий, хотел отождествить оба эти понятия и свести «довольство жизнью» к получению от нее интенсивных удовольствий, но уже Лейбниц в полемике с ним отметил, что есть разница между счастьем и удовольствием, даже и самым интенсивным.

 

Представление о счастье как удовлетворении жизнью никому не чуждо, но оно неопределенно: обычный человек знает его, но не может ясно сформулировать; над этим должны были потрудиться философы, но и они не смогли сделать это сразу.

 

Когда итальянский поэт Дж. Леопарди пессимистически заявляет, что, «чем бы ни было счастье, оно недостижимо», его высказывание не может относиться ни к одному из предыдущих трех понятий счастья: ведь неверно было бы утверждать, что нельзя добиться успеха, а также, что недостижима интенсивная радость и эвдемония; оно приложимо только к четвертому понятию, а именно: невозможно постоянное удовлетворение жизнью.

 

Гёте в беседе с Эккерманом (в 1824 г.) говорил: «...Вряд ли за свои семьдесят пять лет я провел четыре недели в свое удовольствие», и тем не менее чуть позже (в 1830 г.) признался Цельтеру, что счастлив и хотел бы прожить свою  жизнь вторично. И в этих двух его признаниях не было противоречия:  ибо те «четыре недели счастья» были для него временем наивысшей, ничем не омраченной радости, а счастье, в котором он признавался Цельтеру, понималось в другом значении слова - как общее удовлетворение жизнью.

 

Таким образом, имеются по крайней мере четыре основных значения счастья: счастливым, во-первых, является тот, кому сопутствует счастливая судьба; во-вторых, тот, кто познал самые сильные радости; в-третьих, тот, кто обладал наивысшими благами или,  во всяком случае, положительным балансом жизни;  и, в-четвертых, тот, кто доволен жизнью.    

 

Эта четырехзначность является источником путаницы, ибо четыре понятия, обозначенные одним словом, имеют тенденцию к взаимопроникновению в сознании и образованию одного понятия неопределенного содержания, не соответствующего  в точности ни одному из четырех значений. И если бы даже философы приняли только одно из них и исключили остальные, то обычный человек продолжал бы называть одним словом все эти четыре разных понятия. Обычно слово «счастливый» понимают то в одном, то в другом Обычно слово «счастливый» понимают то в одном, то в другом из четырех его значений, причем когда говорят это о других людях, то чаще всего имеют в виду первое или третье значение, а когда о себе - то второе или четвертое.

 

Читая автобиографии великих людей, мы порой закрываем книгу с убеждением: это была счастливая жизнь. Но счастливая в каком значении? Когда, например, ознакомившись с воспоминаниями Форда, мы говорим, что его жизнь была счастливой, то это следует понимать так: его жизнь была удачная, полная везения. О воспоминаниях Казановы скажем, что он тоже описывает счастливую жизнь, но в другом смысле: жизнь, состоящую из удовольствий. Читая Августина Блаженного, мы видим, что его счастье заключалось в достижении благ, которые он ценил. Современный французский писатель Г. Лаведан заканчивает автобиографию утверждением, что его жизнь была счастливой. Но это счастье - иного рода. Лаведан говорит, что в жизни его было все, что составляет счастливую жизнь, даже страдания; в его жизни не было ни череды удач, ни роскоши, ни совершенства; зато она была такой жизнью, что проживший ее был доволен; то есть его жизнь была счастливой в четвертом значении этого слова.

 

Естественно, все, что объединено общим названием счастья, не может не быть связано между собой. Но эта связь не постоянна; не бывает так, чтобы удовлетворение жизнью было возможно только при удачной судьбе и складывалось бы только из одних интенсивных радостей. Можно быть довольным жизнью, не имея удачной судьбы и интенсивных радостей, и наоборот, счастливая судьба и интенсивные радости не гарантируют удовлетворенности жизнью. Чтобы человек был счастливым, для этого не обязательно счастье, если под «счастьем» подразумевать удачную судьбу. И можно даже, пользуясь многозначностью слова, повторить высказывание одного польского ученого, что истинно счастливым бывает тот, кто не вручает своего счастья судьбе.

 

Еще столетие тому назад слово «счастье» имело меньше значений. Счастьем называли только внешнюю удачу, внутреннее же чувство удовлетворения называли блаженством. Так было во многих языках: наряду со словом «Glück»в  немецком языке употреблялось слово «Glückseligkeit», кроме слова «bonheur» - «félicité» во французском. Но со временем эти слова начали казаться искусственными, устарелыми и постепенно выходили из употребления, осталось только слово «счастье» (Glück, bonheur) со всей его многозначностью.

 

Эту многозначность необходимо преодолеть: из четырех значений понятия, обозначенных одним и тем же словом, нужно выбрать одно, а остальным дать другие названия.

 

Как выбрать? Выло бы бесполезно выяснять, какое из них самое важное. Важны все: без понятия удовлетворения жизнью людям было бы так же трудно выразить свои мечты и достижения, как и без понятий удачи и большой радости.

 

Но три из этих понятий являются синонимами, слово «счастье» можно заменить словом «удача», «большая радость» и «эвдемония». Четвертое не имеет синонима, его нужно было бы заменить сложным оборотом «удовлетворение жизнью в целом», но и он будет не совсем равнозначной заменой. Это четвертое значение счастья является его собственным значением. Поэтому если из множества значений, которыми обладает слово «счастье», выбирать одно, то правильнее будет выбрать именно последнее. Если другие значения характерны только для разговорной речи (как везение, удача), или только для философии (как эвдемония), то в этом значении слово «счастье» употребляется как в философии, так и в разговорной речи. Если мы считаем, что счастье - великое благо и может быть целью жизни, то, несомненно, имеется в виду четвертое значение этого слова.

 

Удача, радость или обладание множеством жизненных благ и в ней тоже - по традиции - будут называться «счастьем»; но это будет означать, если не последует из самого контекста, что имеется в виду счастье «житейское», «психологическое» или «эвдемония».

 

Эвдемония - понятие, которое сегодня уже мало употребляется, и стоит лишь немного задуматься, чтобы отличить удачную судьбу от удовлетворения жизнью в целом, от счастья stricto sensu. В то же время понимание счастья в психологическом значении как наивысшей радости, упоения настолько укоренилось в нашем сознании, что трудно избавиться от него, оно постоянно присутствует в наших мыслях; в них слишком тесно сплетаются два разных понятия: счастье как переживание самой интенсивной радости и счастье как общее удовлетворение жизнью.

 

С другой стороны, счастье stricto sensu, хотя и отличается от радости, а также от удачи и совершенства, тесно связано с ними.

 

1. Можно быть счастливым и без удачной судьбы. Но при удачной судьбе его легче достичь: оно становится реальнее, когда сопровождается также счастьем житейским.

 

2. Счастье не обязательно дитя радости и роскоши. Но оно тем приятнее, чем больше радости заключает в себе, то есть когда сопровождается также счастьем психологическим.

 

Быть может, именно так следует понимать стихотворение Тувима: «Тогда я был самым счастливым, сегодня - я только счастливый».

 

3. Счастье, действительно, достижимо и без многих благ. Однако обладание ими повышает ценность счастливой жизни, Оно еще ценнее, когда сочетается с эвдемонией, обладанием наивысшими благами.

 

Несомненно, - понятие счастья как удовлетворения жизнью не так просто,      как удачи, радости или даже блага. Древние мыслители вообще обходились без него, оперируя только понятиями удачи, удовольствия и эвдемонии. Они размышляли о том, какой образ жизни является наиболее разумным, какие психические состояния самые приятные, какие блага делают человеческую жизнь наиболее совершенной; они близко подходили к тому, что мы, как и большинство современных людей, называем счастьем, но этому значению уделяли мало внимания.



Еще материал по данной теме


Универсальные карты таро

Колода этих карт подойдёт и для тех, кто только постигает тайны таро, и тем, кто уже знаком с гаданиями на таких картах.

Энергетические вампиры. Методика распознавания и защиты

Книга построена по схеме: диагностика - анализ - лечение.

← все статьи