От шаманизма к ученой магии




От шаманизма к ученой магии

 

Китайская магия связана тесными, а в значительной степени и родственными узами с традиционными науками и практиками. Некоторые синологи XIX - начала XX в. склонялись к их полному отождествлению и были не правы лишь отчасти. И обширный пласт мантических искусств, базирующихся на отточенных символах «Книги Перемен», и изощренные оккультные науки - геомантия, астрология, алхимия, нумерология - и те и другие по прямой линии восходят к примитивной магии. И традиционная медицина, и психосоматические практики, ставшие неотъемлемой частью современной мировой культуры, безусловно, состоят в близком родстве со все той же архаикой. Первобытная магия и ее современные рудименты отделены от оккультизма в его настоящем состоянии огромной интеллектуальной дистанцией, и есть только один путь к пониманию последнего - пройти эту дистанцию в обратном направлении.

 

Итак, магия - продукт дописьменной эпохи (вполне закономерно, что наиболее плодотворные результаты приносят современные полевые исследования все еще сохранившихся очагов первобытной культуры) и во многом сводится к воспроизводству или простому проговариванию мифа: живое магическое слово в форме заговора, озвучения божественной воли, камлания и т.д. актуализирует миф в вербальном контексте. Если миф - система первобытных представлений, то магия - ее ноу-хау, или руководство к действию, или практическое руководство.

 

Магия столь же многообразна, сколь многообразны потребности первобытного человека, но наиболее востребована в жизненно значимых, критических, экстремальных и потому эмоционально напряженных ситуациях: лечебная, охотничья, военная, погодная, любовная магия. Эмоциональная напряженность, доходящая до экстатических состояний, - непременное условие магического акта.

 

По объекту (человек, природные явления, животные, сверхъестественные силы), способу воздействия и приемам в магической практике различаются колдовство, знахарство, ясновидение, прорицательство, чародейство, экзорцизм, ворожба и т. д. Способы и приемы магической практики предполагают мистическую связь с потусторонним, проникновение в таинство высших сил и осуществляются в состоянии озарения, близком к экстазу.

 

Тайное искусство магии доступно только немногим избранным, обладающим, точнее сказать, одержимым сверхвосприимчивой, на грани патологии, психикой, своего рода «расширенным сознанием», выходящим далеко за пределы фантазий обычного человека. Магу-медиуму дарована способность обитать одновременно в разных местах и в разных обличиях, путешествовать во времени, странствовать в иных мирах, достигая божественных сфер и общаясь с их обитателями.

 

Первобытная магия немыслима без культового содержания, воплощенного в извечно установленном сакральном действе или обряде, в священных культовых предметах, в самой фигуре богоизбранного медиума - шамана, волшебника, мага. Все эти культовые элементы первобытной магии сохранились в высших религиях по настоящее время, к примеру, христианские ритуалы крещения, причащения, молитвы, покаяния, а также праздничные обряды. Безусловно, магия неотделима от ранних форм религии, включая тотемизм, анимизм, фетишизм, зооморфизм, культы природы и др.; иррационализм же, мистика, слепая вера, ожидание чуда сближают магию с поздними народными верованиями и высшими религиями на низовом простонародном уровне.

 

* * *

В китайском языке известны два иероглифа, которые служат двумя основными обозначениями понятия «магия» и отражают его дихотомию в китайской культуре. Более сложный по написанию и поздний по времени иероглиф мо (современная транскрипция) определяет отношение элитарного религиозно-философского буддизма ученого монашества к магической практике низового простонародного буддизма, тяготеющего к чудотворению, и связывает ее с наваждениями злого демона-искусителя Мары, обозначению которого одновременно служит. Другая традиция представлена более простым и архаичным иероглифом у, фиксирующим наиболее древнюю из известных магических практик шаманского толка.

 

Хотя одновременно существовала субтрадиция шаманов - си, древний китайский шаманизм обязан своим названием шаманкам - у, происходившим из южного царства Чу (841 - 223 до н. э.). Шаманка призвана опосредовать связь между людьми и духами умерших, демонами, божествами и во исполнение своей миссии наделена даром вещать голосами обитателей потустороннего мира. Обычно медиумный сеанс предваряется экстатической пляской, доводящей шаманку до состояния транса. Впрочем, сам иероглиф «шаманка» в древнейшем написании обозначает танец или ритуальные телодвижения. Дополнительные штрихи к портрету шаманки сообщает литература «коротких рассказов» (сяошо) III-VI вв., призванная фиксировать народные нравы. В сборнике Гань Бао (конец III - середина IV в.) «Поиски духов» («Соу шэнь цзи») приведены следующие любопытные сюжеты:

 

...В Юйчжане жила девица из семьи Дай. Она долго болела и никак не поправлялась. Но вот она нашла камешек, похожий на человеческую фигурку.

- У тебя человеческий облик, - сказала ему девушка. - Не дух ли ты? Если ты избавишь меня от моей затянувшейся болезни, я буду почитать тебя.

В ту же ночь ей явился во сне человек, объявивший:

- Я помогу тебе! 

 

После этого болезнь потихоньку пошла на убыль. Впоследствии у подножия горы в честь этого духа была поставлена кумирня, а девица Дай стала там шаманкой. Отсюда и пошло название «Кумирня Дай-хоу».

 

...Циньский Хуэй-ван на двадцать седьмом году своего правления послал Чжан И на постройку крепостной стены в Чэнду. Она несколько раз рушилась. Внезапно на Цзяне показалась огромная плывущая черепаха. Когда она подплыла к юго-восточному углу дублирующей стены, ее убили. Чжан И обратился к шаманке с вопросом о смысле происшедшего.

- Начните строить стену с того места, которое указано черепахой, - ответила шаманка.

Вскоре постройка была завершена. Поэтому крепость так и называют: «Крепость, Превращенная Черепахой» - Гуйхуачэн.

 

...Сунь Цзюнь в государстве У убил принцессу Чжу и схоронил ее на холме Шицзыган. Когда же Возвративший Власть вступил на трон, он собирался ее перезахоронить, но погребения в склепе оказались все перемешаны, так что опознать принцессу было невозможно. Но некоторые женщины из дворцов помнили, какая была на ней одежда в час гибели. Тогда послали двух шаманок, каждой отвели отдельное жилье, чтобы они вызвали ее душу. Они должны были внимательно осмотреть ее, но не сметь к ней приблизиться. Через некоторое время обе шаманки сообщили одно и то же:

 

- Я видела одну женщину, лет около тридцати. На ней была головная повязка темно-синей парчи, лиловое с белым платье на подкладке и шелковые туфли алого атласа. Она спустилась с вершины Шицзыган до середины холма. Здесь положила руки на колени и долго тяжко вздыхала. Постояв так немного, она вновь поднялась наверх к склепу и там остановилась, помаячила некоторое время - и вдруг ее не стало.

 

Слова обеих женщин полностью совпали - без всякого предварительного сговора. Тогда вскрыли склеп, и оказалось, что там есть одеяние точно такое.

 

Перевод Л. Н. Меньшикова

 

Незатейливые сюжеты из сборника Гань Бао приоткрывают «механизм» медиумной связи с потусторонними силами: в первом сюжете в критической ситуации (затянувшаяся болезнь) обычной девушке является некий предмет, корреспондирующий с неким духом. Уверовав в духа и его целительные силы, девушка избавилась от болезни, а затем стала шаманкой. Заметим, что функцию медиума в приведенном сюжете берет на себя каменный идол потустороннего духа. Судя по следующему сюжету, близость к высоким сферам позволяет шаманкам толковать те ниспосланные свыше знамения, которые мало что говорят непосвященным. И последний сюжет демонстрирует нам попытку верификации мистического опыта с позиции обыденного рационализма: тот же самый прием сопоставления разных источников используется при проверке сведений, получаемых от современных экстрасенсов.

 

Другая разновидность медиумной практики эпохи Чжоу (XI в.- 221 г. до н.э.) представлена «детскими песенками» - тун яо. По китайским представлениям, неустоявшаяся психика мальчика в возрасте смены молочных зубов в наибольшей степени восприимчива в измененных состояниях. Бессвязные песенки-речевки впадающих в транс отроков полагаются высшим откровением и подвергаются тщательной дешифровке при участии лучших умов государства. При этом отроки- медиумы не осознают ни смысла изреченного, ни происходящего.

 

Тогда же, в эпоху Чжоу, была предпринята попытка усмирить стихию шаманизма, поставив его в строгие рамки государственной регламентации. Согласно служебнику «Чжоуский церемониал» IV-III вв. до н. э., фансянши, или заклинатели вредоносных болезнетворных духов, были причислены к военному ведомству и экипированы соответствующим образом:

 

Фансянши носит медвежью шкуру, на нем маска с четырьмя золотыми глазами, темная куртка и темно- красная плахта, в руках копье и щит. Совершая сезонное Изгнание Но, он со ста прислужниками изгоняет вредоносные влияния из дворца. При императорских похоронах он идет впереди похоронной процессии, подходит к погребальному кургану, входит в усыпальницу, тычет своим копьем во все четыре угла могилы, выгоняя злых духов низменных мест.

«Чжоу ли». Раздел «Военное ведомство».

Гл. «Фансянши»

 

В магическом обряде Но, совершаемом при похоронах и при смене сезонов под Новый год, помимо экзорциста фансянши участвовали двенадцать «космических» животных по числу лун в году. За ними шли отроки тун с большими барабанами и прочая публика, включая придворных и простой люд. Экипировка и воинственный вид экзорциста, крики его свиты, бой барабанов и треск петард - все это было призвано устрашить вредоносных духов, а победная песня - обратить в бегство:

 

Мы растопчем ваши тела,

Вырвем ваши руки,

Разрубим вас на куски,

Вырвем печень и кишки!

Убирайтесь, пока не поздно,

Не то мы вас раскрошим на мелкие части!

Перевод Э. М. Яншиной

 

Апогеем сакрального действа Великого Изгнания Но и моментом высшего торжества над силами смерти становится акт раздирания собаки и барана, производимый впавшим в экстаз экзорцистом под победный клич толпы.

 

Символика и обрядность Великого Изгнания не оставляют сомнения в том, что ее главным действующим лицом предстает в облике экзорциста-фансянши Желтый предок - Хуан-ди. Четырех-глазая маска, разбрасывание растерзанной плоти собаки и барана по четырем сторонам света, удары копьем по четырем углам могилы указывают на божество центра и главного прапредка китайцев, а медвежья шкура на плечах экзорциста напоминает о том, что Желтый владыка являлся первопредком/тотемом рода Юсюн (Юсюн - "Владеющий медведем").

При династии Хань и в продолжение всего Средневековья Изгнание Но остается кульминацией новогодних празднеств и похорон, разве что его наиболее оргиастические проявления минимизируются или вовсе исчезают: в поздние времена заменой фансянши обычно служил устрашающего вида идол, изготовленный по его образцу из бумаги и бамбука.

 

В продолжение китайской истории первозданная практика шаманизма изведала периоды подъема, являясь организационно оформленной в особую палату при китайском дворе вплоть до IX в., и упадка, балансируя на грани «непристойных», неугодных и преследуемых культов, но так или иначе оставалась социально востребованной. Современные полевые исследования, произведенные в последние десятилетия на юге Китая - прародине китайского шаманизма, позволяют утверждать, что все три разновидности примитивной магии, представленные шаманками, экзорцистами-врачевателями и божественными отроками, здравствуют и благоденствуют по сию пору.

 

Влияние магии в той же и даже большей степени присутствует в собственной китайской традиции религиозного даосизма, достигая предельного выражения в практике тайных религиозных обществ позднего времени. Но вернемся к китайской древности, заложившей базовые основы китайской цивилизации и ее магического субстрата.

 

* * *

Субкультура ученой магии, представленная в письменной традиции и часто упоминаемая в древних источниках (Сыма Цянь и др.), происходила из княжеств Ци и Янь (V-III вв. до н. э.) на Северо-Восточном побережье Китая.

 

После окончательной обработки и осмысления материалов коллекции текстов, раскопанных в 1974 г. в погребении Маван-дуй 3 (близ города Чанша, совр. пров. Хунань), будет возможным утверждать существование или южной субкультуры, преемницы шаманизма царства Чу, или монокультуры ученой магии на всей территории Древнего Китая.

 

Она положила начало культу бессмертных, ставшему неотъемлемой частью религиозного даосизма, усилиями Цзоу Яня (350-270 до н.э.) и его школы натуралистов (иньянцзя) переработала смутные архаичные представления в отчетливый принцип Инь - Ян и дополняющую его теорию Пяти периодических элементов, вошедшие во все без исключения общие и частные сферы традиционных китайских знаний, участвовала в создании академии Цзися, средоточия лучших умов своего времени.

 

Эта субкультура, персонифицированная учеными магами фанши, сохранила свое значение при первых централизованных империях Цинь и Хань, в периоды Троецарствия и Шести династий, но достигла апогея в правление хань- ского Воинственного государя У-ди (147-86 до н.э.), с могущественной особой которого связаны бесчисленные авантюрные истории, замешенные на колдовстве, общении с потусторонними силами, ясновидении, обретении пилюли бессмертия, призывании угодных и изгнании неугодных духов. Одним из символов правления императора- мага мог бы стать золоченый столп Чэнлу с чашей на вершине: каждое утро У-ди, озабоченный обретением бессмертия, вкушал скопившуюся в ней росу. Еще не смолкал предсмертный крик казненного колдуна, лишенного высочайшего покровительства, как на его место приходил другой кудесник, суливший императору несметные блага и даже бессмертие, - таков примерный сценарий интриг при дворе ханьского У-ди. И все же, избегая предельно негативных оценок по адресу магов фанши, коими изобилует китайская история, попытаемся увидеть в их деятельности позитив, или рациональное зерно.

 

Как известно, высокая трагедия по прошествии времени превращается в низкий фарс, и неудивительно, что многие маги фанши, прямые наследники шаманизма, наделенного таинственной первозданной силой, состояли шутами при ханьском дворе. Быть может, неизбежные элементы глубокой архаики в облике и поведении магов фанши вызывали усмешку уже на рубеже нашей эры? Впрочем, надо отдать им должное: в их образе поведения присутствовала значительная доля артистизма, авантюризма, мистификации и особенно юмора. (Первый среди магов II в. до н. э., Дунфан Шо был признан и первым юмористом своего времени). Игра, придуманная фанши (они же стали ее непревзойденными мастерами), стала любимой забавой при ханьском дворе: пирующие гости угадывали предмет, спрятанный в посуде, - что-то вроде «черного ящика».

 

Меж тем фанши были ученейшими, «обширнейшей учености» мужами своего времени, в высшей степени причастными к письменному наследию и как авторы сочинений, и как излюбленные литературные персонажи. В своих сочинениях фанши перелагают предания о невиданных далеких фантастических странах и их диковинах, повествуют об отшельниках и бессмертных, тем самым протягивая связующую нить от Хань к глубокой древности. В качестве персонажей фанши наделены недоступными обычным смертным чудесными способностями вступать в контакт и подчинять нуминозные силы, вызывать дождь, сгоняя тучи, совершать превращения и становиться невидимыми; при них непременный свиток или нефритовые таблички с загадочными письменами, запечатлевшими таинства древнего магического искусства.

 

Исторические фанши были хранителями древней мантической традиции, идущей от гаданий на костях и панцирях эпохи Шан-Инь, на тысячелистнике в эпоху Чжоу и, по-видимому, участвовали в составлении «Дополнения» к «И цзи-ну», прилагающегося к основному корпусу памятника и окончательно придавшего ему статус базового текста китайской культуры.

 

Ученые-маги открыли свойство магнетизма (Луань Да и др.), применив его в гадательной практике с элементами магии. Прообразом магнитного компаса была гадательная отполированная доска с ложкой из природного магнита или Большим ковшом на ней. Изначально этот астрологический инструмент использовался для обычной магической процедуры - заклинания астральных божеств. Первые же образцы магнитного компаса предназначались для геомантии-фэншуй и долгое время исключительно в ней применялись.

 

В поисках совершенной мантической системы ученые-маги научились прогнозировать космическую энергию ци и в зависимости от прогноза актуализировать ее влияние: сочетание астрологических факторов (Солнце, Луна, звезды, созвездия, Земля, планеты) с календарным циклом (циклические знаки 10 «небесных стволов» и 12 «земных ветвей»), опосредованное через 5 периодических элементов в их взаимопорождающем и взаимопреодолевающем порядке, определяет благоприятные или, напротив, запретные дни для совершения разного рода значимых акций (издание указа, принесение жертвоприношения, принятие с докладом, далекое путешествие, начало военной кампании, вступление в брак, похороны и т.д.).

 

В практике врачующих магов причудливо сочетались приемы акупунктуры и фармакологические средства с терапией магического свойства из практики шаманов-знахарей: изгнание болезнетворных духов, призывание души, отделяющейся от тела при обмороке, болезни и перед смертью, а также использование магических талисманов, амулетов и реестров с именами божеств, подчиненных магу (практика, впоследствии получившая широкое распространение в религиозном даосизме).

 

Когда княжество Цинь мечом и коварством объединило Поднебесную, в Сянъян к трону потянулись маги, сулившие Первому Августейшему Императору династии Цинь вечную жизнь и находившие у него благосклонный прием: кровавый деспот сгубил миллионы жизней, но при этом страстно домогался собственного бессмертия. Его убедили рассказы о волшебных островах в Восточном океане, где живут бессмертные и растет «трава вечной жизни», и на их поиски была снаряжена морская экспедиция из тысяч непорочных дев и юношей - она так и не вернулась пред светлые очи императора, но ее следы ведут на Японский архипелаг.

 

Острова-пики и океан-море, где живут бессмертные, растут волшебные грибы и бьет яшмовый родник вечной жизни, какое-то время будоражили воображение императорских особ и истощали казну, но потом память о них осталась лишь в исторических преданиях, литературе, фольклоре и искусстве. Со II-I вв. до н. э. тайнами бессмертия овладевают даосы-алхимики. Даосская алхимия имеет общее название лянь дань, т.е. "выпаривание киновари", но четко различается на раннюю, «внешнюю», и позднюю (со II тыс.), «внутреннюю». Внешняя, или лабораторная, алхимия занималась изготовлением пилюли бессмертия посредством трансмутации металлов; внешняя же, преобразующая в лаборатории человеческое тело, достигает бессмертия посредством психотехники, сексуальной практики, гимнастических и дыхательных упражнений (отсюда происходит современный цигун, или «работа с ци»).

 

Следует сказать, что в отношении традиционных наук и практик к даосизму все еще остается много неясного. Казалось бы, уже в эпоху Ранняя Хань (206 до н. э. - 8 н. э.) был продекларирован нерушимый союз Хуан-Лао, т.е. Желтого пер- вопредка, священного патрона имперской государственности и одновременно божественного покровителя магии и теоретика оккультизма, с одной стороны, и философа Лао Даня (VI-V вв. до н. э.), открывшего таинство Дао, - с другой. Есть прочное основание полагать предшествующую мифомагическую протокультуру протодаосской, а традиционные науки и практики, выросшие на этом базовом субстрате, сугубо даосскими, что, собственно говоря, и происходит в современной синологии. Даосизм справедливо полагают преемником предшествующей мифомагической протокультуры, но будет ли так же справедливо полагать, что он был ее единственным преемником?

 

Возвращаясь к союзу Хуан-Лао, позволим себе усомниться в том, что стороны, в нем участвующие, равноправны и равнозначны. Хуан-ди старше Лао-цзы по меньшей мере на две тысячи лет и уже по праву старшинства является предтечей китайской цивилизации и праотцем китайцев, невзирая на их мировоззренческие, духовные и религиозные предпочтения и различия. В отличие от даосской алхимии и, быть может, производного от нее цигуна, остальной обширный комплекс традиционных наук и практик вовсе не претендует на высшую религиозную цель даосизма - единение с Дао. В продолжение долгой истории традиционных наук и практик помимо даосизма на них оказывали влияние и буддизм, и конфуцианство, а позднее и в наибольшей степени - неоконфуцианство, синтезировавшее все эти три традиции.

 

Итак, в продолжение нескольких веков на рубеже нашей эры на основе универсальных категорий мифомагической субкультуры в главных чертах сложились оккультные науки, развивающиеся в направлении приспособления, детализации, спецификации все тех же категорий. Китайский оккультизм сохранил жесткую установку на достижение практического результата, но при этом отдалился от первобытной магии на столь огромную дистанцию, что мы предпочтем умолчать о неизбежно возникающих оппозициях: геомантия-фэншуй - призывание добрых духов и изгнание зловредных, «звериные стили» ушу - тотемные пляски шамана, акупунктура-чжэньцзю - зловредная магия имитационного и контактного типа с применением острого предмета и чучела-куклы предполагаемой жертвы.

 

На рубеже XIX-XX вв. известный исследователь геомантии-фэншуй И. де Гроот наблюдал в провинции Фуцзянь (Амой) такую сцену из похоронного обряда:

 

...Нередко в процессе захоронения геомант полагает необходимым пробудить Ян и Инь от летаргии, с тем чтобы предоставить больше выгод семейству покойного. Ритуал называется «окликание горной силы», или «приведение горной силы в кипящее состояние», и заключается в следующем. Босой, с черным лицом и всклокоченными волосами, но при этом сохраняющий глубокомысленный вид, этот достойнейший и ученейший муж стоит с мечом в руках на вершине ближайшего холма, где, как он определил, находится «место небесной добродетели», или средоточие благих влияний, отсюда распространяющихся на погребение. Стоя так, мастер испускает крики и размахивает мечом с исступлением сумасшедшего, дабы вызвать космические влияния из латентного состояния и тотчас направить их на погребение. Он разбрасывает вокруг себя множество бумажных поддельных денег, дабы умилостивить невидимых духов, способных помешать его предприятию. Затем, перейдя на пронзительный крик и продолжая размахивать мечом, он внезапно бросается с вершины холма вниз к основной своей цели - могиле, прыгает в яму, валяется по ее дну, разбрасывает бумажные деньги и наконец, выбравшись наружу, разрешает опустить гроб. Все это время музыканты извлекают из барабанов, гонгов и музыкальных тарелок как можно больше шума, изгоняя дурные влияния. Кроме того, присутствующие поджигают такое множество хлопушек и так много стреляют из мушкетов, словно салютуют важному мандарину.

 

В столь красочно изложенном и несомненно достоверном эпизоде вызывает сомнение разве что главное действующее лицо, или, как его именуют, мастер-геомант. Обликом, экипировкой, образом действий и их предназначением этот мастер-геомант напоминает экзорциста-фансян-ши, изгоняющего злых духов из могилы. Мастеру-геоманту фуцзяньской школы привычнее орудовать не мечом и бумажными деньгами, а геомантическим компасом с двадцатью и более концентрическими кругами, последний и наименее значимый из которых содержит 360 градусов по окружности земного шара; сверх того ему приходится держать в уме и применять в расчетах несколько десятков параметров конкретной местности: направление водных потоков, конфигурацию возвышенностей, розу ветров, свойство почвы и т.д. По меньшей мере сомнительно, чтобы два столь различных образа мыслей и действий уживались в одной персоне. Разве что неодолимый магический зов предков подвигнул ученого-геоманта к столь неординарным поступкам?

 

Вообще говоря, исследование И. де Гроота было созвучно господствовавшим в XIX в. умонастроениям, связывавшим светлое будущее человечества с торжеством научной мысли. В духе этих сциентистских умонастроений был низведен (и казалось, окончательно) до уровня диких суеверий, шарлатанства и мракобесия западный оккультизм; в западной синологии подобной же процедуре были подвергнуты китайские традиционные науки и практики, благо тогдашняя отсталость Китая от Запада всемерно способствовала этому. По прошествии столетия сложилась совсем иная ситуация: мистика, магия, оккультизм восстановлены в правах, а китайский оккультизм становится одной из главных примет интеллектуальной жизни на Западе и в России, в значительной степени определяя и интерес к китайской традиционной культуре в целом. Отношение к китайскому оккультизму сменилось от предельно критического - «величайшее бедствие», «громадная гора учености без единой крупицы истинного знания», «нелепые хитросплетения и пустые спекуляции» - до сверхвосторженного, не предполагающего ни доли критики, ни даже здравого разумения. И все же мы отдаем должное основательности исследования И. де Гроота (столь редко сейчас встречающейся) и благодарны за еще одно напоминание о мифомагических корнях китайского оккультизма.

 

Итак, созданию отдельных научных дисциплин китайского оккультизма предшествовала долгая рационализация исходных китайских представлений. Затем, уже в рамках этих дисциплин, завершается приспособление и спецификация этих положений, создание специальных теорий, процедур и приемов с их последующей фиксацией во множестве трактатов, руководств, пособий, учебников и т. д. Институализация становится окончательной с созданием школ, возглавляемых признанными мэтрами.

 

Еще одна современная ремарка по поводу сценки, столь красочно описанной мэтром И. де Гроотом. Присутствие в оккультных науках рационального, просвещенного и одновременно архаичного мифологического уровней по сию пору оставляет благодатную почву для разного рода авантюристов теперь уже не только китайских - ситуация почти невозможная, скажем, в точных науках. Конечно же, современный оккультист не станет исступленно размахивать мечом и тем более разбрасывать бумажные деньги: он будет исправно собирать настоящие у неофитов, ошалевших от его театральных эффектов, непонятных изречений и терминов, глубокомысленных фигур умолчания. Позволим себе предложить некий ценз, отличающий истинного знатока от шарлатана: первый, в отличие от второго, владеет базовыми иероглифическими текстами. Вероятно, не обойтись без еще одного дополнительного ценза: невозможно быть специалистом во всех даже самых модных оккультных науках одновременно.

 

Впрочем, продолжая в том же духе, мы рискуем впасть в другую крайность - уподобление китайского оккультизма точным наукам. По здравому разумению оккультизм требует здоровой доли мистицизма; в нем всегда останется место сокровенной тайне, откровению, магии. Более того, слишком решительные попытки переложить китайский оккультизм на язык современной науки искажают его содержание и лишены перспектив. Освоение традиционных наук и практик предполагает балансирование на узкой грани между эмоциональным и рассудочным, конкретным и абстрактным, мифологическим и рациональным, стихийным и упорядоченным, естественным и искусственным.

 

Своим происхождением, природой и даже по определению оккультные науки изначально предрасположены к тайному эзотерическому священному знанию, изустно передаваемому от учителя к ученику. По мере институализации традиционных наук и практик складывается нормативное знание с последующей возможностью его популяризации. Формализация познавательного процесса с неизбежностью требует достаточной аргументации и доказательной базы; увеличение объема усложненного терминологического аппарата и вычислительных операций затрудняет устную передачу. Эти и другие факторы способствуют десакрализации, снятию покрова таинственности и отмене традиционного изустного способа передачи оккультных знаний. И все же эти атавизмы не только не исчезли из современной системы традиционных наук и практик, но и остаются ею активно востребуемы.



Еще материал по данной теме


← все статьи