О некоторых алхимиках




О некоторых алхимиках

 

Николя Фламель занимался исключительно алхимией. Мы упоминаем его из-за иероглифической книги Авраама Еврея, в которой визионер с улицы Сен-Жак-ла-Бушери обнаружил подлинные Ключи Великого Творения. Книга базируется на Ключах Таро и является простым герметическим комментарием к книге Сэфер Йецира. Фламель сообщает, что книга содержит двадцать два листа, включая титульный, так что собственно текст содержит двадцать один лист. Они разбиты на три группы по семь. После каждого седьмого листа следует пустой лист. Заметим, что Апокалипсис - эта вершина и итог каббалистических и пророческих сочинений - также обладает сходной структурой. Пустой лист символизирует молчание небес. В Апокалипсисе только в одном месте говорится про то, что «на небесах наступило молчание и длилось примерно полчаса». Сегменты Апокалипсиса следующие: а) семь печатей, которые надо открыть, символизирующие семь таинств, которые следует познать, и семь испытаний, которые требуется преодолеть; б) семь труб, которые должны возгласить, они же семь речений, которые надо понять; в) семь чаш, которые надо испить, то есть семь субстанций, которые надо испарить и конденсировать.

 

В работе Фламеля первые семь листов имеют в качестве базового символа посох Моисея, одолевающий змей фараоновых волхвов. Они изображаются пожирающими друг друга, и композиция в целом напоминает карту Победителя в Таро, запрягающего в свою колесницу белого и черного сфинксов Египетской Магии. Данный символ соответствует седьмому догмату Маймонида: мы признаем лишь одного пророка, Моисея, который олицетворяет единство науки и труда, а также ртуть мудреца, которая формируется диссолюцией сложных композитов и взаимным воздействием Серы и Соли чистых металлов. Символом четырнадцатой страницы является медная змея на Кресте. Крест означает брак очищенных Серы и Соли при конденсации Астрального Света. На четырнадцатой карте Таро ангел - дух земли - смешивает жидкости в двух кувшинах: золотом и серебряном. Это та же идея, но выраженная иначе. На двадцать первом листе книги Фламеля изображено пространство и универсальная жизнь в виде пустыни с колодцами и крадущимися змеями. 

 

В книге Николя Фламеля символы описаны так: 

1) посох и змеи, пожирающие одна другую; 

2) крест с распятой змеей; 

3) пустыня, среди которой находится множество бьющих ключей, из которых расползаются змеи.

 

В Таро пространство символизируют четыре знака, расположенные на координатных осях неба, а жизнь - обнаженная дева, танцующая в круге. Фламель не приводит число источников и змей, по всей видимости, источников было четыре и вытекали они из одного общего, как в пентакле Эдема, а змей, видимо, было либо четыре, либо семь, возможно, девять или десять.

 

На четвертом листе фигура Времени собиралась отрезать ногу Гермесу. Ее прикрывал розовый куст в цвету, чьи корни были голубыми, ствол - белым, листья - красными, а цветы - золотыми. Четыре - это число основных Воплощений. Время - это атмосферная селитра; его коса - кислота, которая извлекается из этой селитры, то есть Гермес, таким образом, превращается в соль. Розовый куст означает Творение, а последовательность цветов характеризует его этапы. Это мастерство, проходящее черный, белый и красный периоды, а вершиной является золотой цвет.

 

Число пять - это Великое Таинство, потому на пятой странице изображены слепцы, копающие землю вокруг розового куста в поисках сокрытого повсюду главного Катализатора. Несколько других, более просвещенных, взвешивают белую жидкость, похожую на отвердевший воздух. Оборот страницы изображает избиение младенцев, а солнце и луна купаются в их крови. Эта аллегория есть буквализация секрета герметического искусства, поясняет процесс получения воздуха из воздуха, как это описал еще Аристей. Другими словами, это использование воздуха как силы, распространяемой с помощью Астрального Света.

 

Этого можно добиться при помощи электричества, магнетизма или мощного изъявления воли, направляемой наукой и добрыми намерениями. Кровь младенцев отображает тот экзистенциальный свет, который извлекает Философский Огонь из элементарных частиц. Когда солнце и луна опускаются, чтобы купаться в крови, - это означает, что серебро трансмутирует в золото и что золото достигает степени чистоты, при которой его сера превращается в Истинный Порошок.

 

Наша книга не об алхимии, хотя эта наука и есть, в сущности, Трансцендентальная Магия в действии. Но ее откровения и чудеса - тема для других, более пространных работ.

 

Народное предание утверждает, что Фламель не умер, а зарыл несметные сокровища под башней Сен-Жак-ла-Бушери. По одной из версий, этот клад, помещенный в кедровый ящик, укрытый плитами из солей металлов, и был тщательно выполненной копией той самой книги, о которой мы говорим. К ней прилагался и рецепт Порошка, способного трансмутировать морскую воду в золото.

 

Вслед за Фламелем стоит упомянуть Бернара Тревизанского и Василия Валентина. «Двенадцать Ключей» Василия Валентина полны тайн и идей Каббалы, Магии и Герметизма. В 1480 году на исторической арене возникает Иоанн Тритем, который был учителем Корнелия Агриппы и величайшим магом-догматиком Средневековья. Тритем был безупречной церковной репутации аббатом ордена святого Бенедикта. Не страдая излишней самоуверенностью для открытого изложения оккультной философии, подобно своему увлекающемуся ученику Агриппе, он оперировал загадками и намеками, выразив всю доктрину в сложнейшем пентакле, составленном в традициях истинных адептов. Этот пентакль исключительно редок и находится лишь в нескольких рукописных копиях его трактата De Septem Secundeis Один польский дворянин, человек высокого ума и благородного сердца, пан Александр Браницкий, владел интересным экземпляром, который любезно нам продемонстрировал. Пентакль состоит из двух треугольников, соединенных основаниями, один из них белый, другой - черный.

На вершине черного треугольника находится пресмыкающееся, которое с очевидным трудом поворачивает свою голову и в благоговейном трепете заглядывает в треугольник, где и отражается. На вершине белого треугольника стоит человек в расцвете лет, вооруженный наподобие рыцаря, стоящий с миролюбивым видом. В этот треугольник вписана Божественная Тетраграмма. Естественный и эзотерический смысл эмблемы можно объяснить следующим афоризмом: мудрец пребывает в боязни истинного Бога, а глупец ошеломлен ужасом перед богом ложным, порожденным его экзистенциальной самопроекцией. Размышляя над пентаклем в целом и над его составляющими в отдельности, адепты, однако, найдут в нем вершины каббалистики и неназываемую формулу Великого Аркана. Он объясняет различие между чудом и чудесами, раскрывает секрет привидений, универсальной теории магнетизма и науки о мистериях.

 

Тритем составил историю Магии, которую также изложил исключительно пентаклями в манускрипте под названием Veterum Sophorum Sigilla et Imagines Magica. В своих книгах «Стеганография» и «Полиграфия» он дает ключ ко всем оккультным сочинениям и завуалированно излагает реальные практики заклинания и вызывания духов. Тритем в Магии является учителем учителей, и мы не колеблясь причисляем его к самой высшей когорте Посвященных.

В отличие от него Корнелий Агриппа всю свою жизнь искал, но так и не обрел ни вершин науки, ни вершин мира. Его книги блистают эрудицией и отражают полную уверенность автора в себе. В силу чрезвычайно независимого и эксцентрического характера его недолюбливали. Мало того, неуживчивость создала ему устойчивую репутацию чернокнижника и колдуна. Его преследовали и духовные и светские власти. В конце жизни он разочаровался в науках, которые не принесли ему счастья, и умер в нищете изгнания.

 

Желчного Агриппу сменяет мягкий и экзальтированный образ возвышенного ученого Постеля, прославившегося своей проникнутой мистикой любовью к старой, но высокоученой женщине. Постель - это отнюдь не просто «ученик метрессы Жанны». Но, как известно, вульгарные умы предпочитают унижать, нежели изучать. Дабы дать ответ измышлениям подобных людей, давайте познакомимся ближе с гением Гийома Постеля. Сын бедняка из округа Барентон в Нормандии, со своим упорством и готовностью жертвовать многим ради высшей цели, он, в основном путем самообразования, стал одним из самых выдающихся ученых своего времени. Лютая бедность преследовала его всегда и везде, вынуждая порой продавать даже свои книги. Всегда исполненный мягкого смирения, он работал простым батраком ради куска хлеба и проведения своих исследований.

При этом он изучил все возможные языки и дисциплины своего времени. Также он открыл миру редчайшие драгоценные рукописи, например апокрифические Евангелия или Сэфер Йецира. Постель стал посвященным в таинства Трансцендентальной Каббалы.  Будучи до глубины своей светлой души потрясен этой абсолютной истиной, высшей правдой всех философий и догм, он укрепился в твердом намерении поведать ее миру. Открытым и ясным языком он написал книгу «Ключ вещей, содержащий Секрет Мировой Основы», после чего представил свое произведение на рассмотрение Совета города Трента, пытаясь внести в деятельность Совета дух примирения и универсального синтеза. Постеля не поняли. Недоброжелатели обвиняли его в ереси, и даже самые умеренные считали глупцом.

 

По мнению Постеля, человек есть образ и подобие Святой Троицы. Дуальная сущность человеческого тела задает триадическую суть отношений двух его половин. Человеческая Душа также в сути своей дуальна, делясь на animus и anima, сиречь интеллект и эмоции. Ей также присущи два пола, причем мужской находится в голове, а женский - в сердце. Искупление человечества в рамках такой логики тоже должно быть дуальным. Рассудок, благодаря предначальной своей чистоте, смягчает ошибки сердца, и, в свою очередь, великодушие сердца нивелирует эгоистические амбиции мозга. Христианство, по доктрине Постеля, до сего момента осмыслялось только рассуждающим умом и воспринималось через сердце. Слово создало мужчину, но мир обретет гармонию, лишь когда Слово породит женщину. Высшие блага обновленной любви будут обретены по наущению материнского гения религии, и тогда разум придет в единение с верой.

 

Посмотрите, замечает Постель, как понимает религию большинство христиан. В их восприятии это лишь мракобесие, подавляющее естественные наклонности человека, суеверие и страх. Низменный страх - прежде всего. А почему? Да потому, что те, кто их учит, не обладают подлинно женским сердцем и в силу этого чужды божественному энтузиазму материнской любви, пронизывающей все подлинные религии. Силой, парализовавшей мозг и связавшей дух, стала отнюдь не эманация доброго и сострадательного Бога. Это злобное и иррациональное влияние Сатаны. В таком подходе больше страха перед Дьявольским, чем любви к Божественному. Заскорузлый в бездействии мозг давит на омертвевшее сердце, как гробовой камень на червяка. Отчего я, первый и единственный, ощутил это? Что мне, воскресшему, делать среди глухих и лишенных осязания умертвий? Приди, приди быстрее, о Матерь-дух! Ты, явленная мне Афродитой в облике боговдохновенной девственницы! Направь же фемин Нового Мира на их спасительное апостольство, освященное подлинной духовностью. В реальной своей жизни Постель перенос свои благородные упования на вполне скромную и благочестивую женщину, чье появление на своем горизонте он воспринял как инкарнацию той самой «боговдохновенной девственницы».

Сделавшись духовным наставником этой избранной души, он был увлечен потоком мистической поэзии, бурлившим в ее сердце. Даме было глубоко за пятьдесят, но бедный священник искренне заверял всех, что он сам не дал бы ей более пятнадцати. Так глубокая симпатия двух сердец преодолела симптомы увядания тела. Чтобы понять такие лирические ребячества, надо, видимо, прожить жизнь аскета. Вступив в мистический брак, переполняемый экстраординарным энтузиазмом любви, Постель обнаружил в свой пассии оживший дух Иисуса Христа, к которому мог бы преклониться истерзанный мир. «Я узрел, - вещал он, - свет сердца, похищенного ненавистным Сатаной у людских умов. Нет, это отнюдь не химера моих снов! Эта женщина снизошла в мир, приняв облик Девы, в которой я узнал Матерь Мира. Она должна была прийти, и она пришла!» Даже самый беглый анализ идей и специфики языка Постеля дает возможность понять, что он имел привычку выражаться сугубо фигурально. Иезуит Дебийон, изучавший жизнь и труды Постеля, доказал, что не было ничего более далекого от его подлинных мыслей, чем утверждать, как заявляют некоторые, что он обрел инкарнацию Христа в увядающей госпитальной сестре, столь поразившей его сиянием своих добродетелей. Можно смело заявить - те, кто насмехался над Постелем, не стоят метрессы Жанны.

 

Мистический брак Постеля и монахини продолжался около пяти лет, после чего та умерла. Перед смертью она пообещала, что никогда не будет разделена с ним, а продолжит всецело споспешествовать ему, даже отрешившись от оков материальной жизни. «Она сдержала свое обещание, - говорил Постель. - Она осталась со мной в Париже, освещая меня своим светом, утешая разум и укрепляя веру. Спустя два года после вознесения в небеса ее спиритуальная субстанция влилась в меня и распространилась по телу. Я - это уже она». Такое положение дел дало Постелю повод отнести себя к существам более высокого порядка, нежели люди. Он называл себя Роstelius Restitutes (Постель Восстановленный). Современники же утверждают невероятное: седые волосы алхимика вновь стали черными, морщины разгладились, и вообще он стал выглядеть даже лучше, чем в годы своей молодости. Некоторые пишут, что он просто красил волосы и накладывал грим. Но этого недостаточно, чтобы считать его глупцом и делать из благородного человека фокусника и шарлатана. Недостаток веры холодных и скептических умов часто порождает потрясающую глупость, когда они берутся судить вдохновение влюбленного сердца.

 

«Сдается мне, - пишет отец Дебийон, - что потрясающая регенерация, окончательно обретенная с помощью метрессы Жанны, легла в основу его системы. Разумом его владела мысль о том, что Царствие Иисуса Христа, основанное апостолами, не может более существовать в христианском мире или быть обещанным неверным в обмен на Крещение, доколе не вдохновится светом разума. К этой идее, завладевшей им полностью, Постель прибавил тезис о предназначении французской короны к Универсальной Монархии. Второе Пришествие должно быть уготовано завоеванием сердец и умов. Им надлежит жить единою верой, а Христос воцарится над миром в лице единого Короля, силой единого закона». По мнению отца Дебийона, лучшего доказательства безумия Постеля не сыскать. И вправду, что может быть безумнее, чем вера в то, что религия воцарится над умами силой его же собственных доводов и что монархия, для своего же блага, должна объединить вместе сердца победами людского процветания.

 

Да, Постель был сумасшедшим, ибо верил в то, что то царствие, о котором мы молимся ежедневно - Его Царствие, - придет. Сумасшедшим, потому что верил в разум и справедливость. Оголтелым безумством с его стороны было написать отцам Трентского собора письмо с просьбами оделить своим благословением весь мир, предав анафеме нарушителей общего согласия между людьми, мира меж суверенами, разума меж священниками и доброты средь сильных мира сего. Апогей же безумия - небрежение мирскими благами и милостью власть имущих, жизнь в благородной бедности среди собственных записей и книг, с мечтами лишь о правде и справедливости. Покойся же с миром, бедняга Гийом Постель!

 

Церковное начальство пожалело его за очевидную мягкость и доброту, полагая, по выражению Лафонтена, что он скорее глуп, чем слаб, потому было решено просто заточить его в монастыре до конца дней. Постель был чрезвычайно благодарен за покой, который обрел благодаря этому, и ушел в мир иной, старательно исполнив требования церковного начальства. Мечтая о всеобщем согласии, он не смог стать анархистом, оставшись прежде всего искренним католиком и скромным христианином. Обратимся теперь к другому подвижнику, по имени Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, прославившемуся в мире Магии и медицины под прозвищем Парацельс. Не будем повторять уже изложенное в связи с ним на страницах «Учения и ритуала Высшей Магии», однако стоит сказать несколько слов об оккультной медицине, реконструированной Парацельсом.

Это универсальное искусство врачевания строится на развернутой теории света, именуемого посвященными жидким (пригодным для питья) золотом. Эта субстанция есть созидательное начало, вибрация которого порождает движение и жизнь всего и вся. Это латентное свечение универсального эфира, излучение его абсорбирующих центров. Питая все, оно генерирует движение и жизнь - астральный свет звезд, анимализированный свет животных, гуманизированный свет людей, флорический свет растений, а также свет металлов. Он, другими словами, порождает все природные формации, сохраняя их равновесие посредством законов универсальной симпатии. Этот свет очерчивает феномены магнетизма и пигментирует нашу кровь, будучи получен легкими из воздуха. Когда он снисходит, кровь становится подлинным эликсиром жизни, в котором рубиновые магнетические глобулы ожившего сияния света плещутся в золотистом океане.

Эти глобулы есть семя, предназначенное принимать все формы того мира, в котором человеческое тело есть не более чем изрядно редуцированный феномен. Разжижаясь и сгущаясь, они обновляют гуморальные жидкости, циркулирующие по нервам и внутри соединительных костных тканей. Испуская излучение в разреженное извне, они перемещаются световыми потоками, проходя циркуляцию в астральных телах. Они формируют внутреннюю люминесцирующую корпускулу, которая распространяется воображением экстатиков, так что их кровь иногда окрашивает объекты на расстоянии. Это бывает в тех случаях, когда они контактировали и идентифицированы с астральным телом.

Это вполне доказуемый и воспроизводимый процесс, и мы покажем это подробнее, как бы странно и парадоксально ни казалось то людям традиционной науки. Вот кратко изложенный базисный принцип медицины, разработанной Парацельсом. Он пользовал больных симпатией света, применяя медикаменты не для внешнего материального тела, которое пассивно, а для внутреннего, тела-медиума. Он врачевал раны использованием кровесворачивающих реактивов, при этом возвращая им физическую душу, очищая корпоральные гуморы. Для лечения заболевшего органа Парацельс лепил такой же орган из воска и, напрягши волю, переносил на муляж магнетизм заболевшего органа. Затем он обрабатывал воск купоросом, железом и огнем, возбуждая воображением и магнетической связью самих больных, для которых восковой орган становился как бы дополнением. Парацельс знал таинства крови и мог объяснить, зачем жрецы Ваала делали ножами раны в своих телах, чтобы вызвать огонь с небес.

Он знал также, почему на Востоке делали кровопускание, прежде чем предаться любви. Ему были ведомы вопли пролитой крови о мщении или о милости, о парящих над ней ангелах или демонах. Кровь - орудие снов, умножающее образы в мозгу во время сна из-за переполненности Астральным Светом. Ее глобулы бисексуальны, они притягивают и отталкивают друг друга. Все формы и образы в мире могут быть вызваны физической душой крови.

 

«В Барохе, - повествует почтенный путешественник Тавернье, - есть чудесная английская усадьба, которую мы навестили как-то раз с английским губернатором по пути из Агры в Сурате.

 

Во время нашего пребывания там появилась группа фокусников, которые предлагали показать некоторые профессиональные секреты. Для начала они развели огромный костер, на котором нагрели железные цепи. Обернув эти цепи вокруг своих тел, они притворялись, что после этого сильно страдали, хотя никаких следов на их телах так и не возникло. После чего в землю воткнули палку, а одного из зрителей спросили, какой фрукт он желает. Тот выбрал манго. Тогда факир набросил на палку покрывало и присел на корточках пять или шесть раз. Из моей комнаты с верхнего этажа я мог видеть все, что делал этот человек. Он сделал себе бритвой надрезы под мышками и натер палку своей кровью. Каждый раз, когда он поднимался с карачек, палка превращалась в живое дерево. После третьего подъема на нем появились ветки с почками, после четвертого - оно оделось листвой, а после пятого - цветами.

 

Английский губернатор вез своего капеллана из Амадабата, чтобы крестить дитя командора голландской фактории. Голландцы не держат капелланов, исключая случаи, когда солдаты и торговцы размещаются совместно. Английский священник начал протестовать, заявив, что сан не дозволяет ему разрешать христианам участвовать в подобных зрелищах. Увидев, как факиры из сухой палки получили менее чем за полчаса дерево высотой четыре-пять футов, покрытое, как весной, цветами и листьями, он посчитал своим долгом как-то вмешаться. Он пообещал, что лишит причастия всех, кто будет утверждать истинность происшедшего. Губернатор был, таким образом, вынужден выпроводить факиров».

 

Доктор Клеве де Мальдиньи, который приводит воспоминания Тавернье, очень сожалеет, что рост дерева манго был прерван, но объяснить происшедшее, конечно, не может. Как нам кажется, имел место магнетический гипноз с применением люминофорных частиц крови, своего рода разрядов магнетического электричества. Биологи все чаще говорят о так называемом палингенезе (возрождении), при котором, например, живое растение может появиться в сосуде с золой того же растения, уничтоженного задолго до происходящего.

 

Парацельс прекрасно знал все эти секреты и использовал их в медицинских целях, чем приобрел как многих почитателей, так и многочисленных врагов. Напоследок скажем, что Теофраст Бомбаст отнюдь не был благодушным простаком, вроде Постеля. Это был весьма агрессивный авантюрист, ему приписывают, например, заверения в том, что его демон-искуситель заключен в эфесе его большого меча, вечно висящего на боку. Жизнь Парацельса прошла в непрерывной борьбе, путешествиях, диспутах, написании ученых трудов и преподавании. Он стремился к реальным и материализуемым результатам в большей степени, нежели к абстрактным моральным свершениям. Будучи ведущим практикующим магом, он был последним среди посвященных в области подлинной мудрости.

Его философия, которую он сам именовал философией проницательности, была философией сугубо прагматического ума. Он угадывал больше, чем кто-либо, - при этом ничего толком не зная. Не было ничего равного его интуиции, но, увы, эту интуицию обесценивала необычайная поспешность его выводов. Согласно многочисленным биографам, это был муж неустрашимый, но отравленный собственной мнительностью. Труды, которые он оставил, весьма ценны для науки, хотя читать их следует осторожно. Это был оракул, но отнюдь не наставник. Великий врач, открывший универсальное лекарство, собственную жизнь продлить не смог, скончавшись весьма молодым равно от многих трудов и многих пороков. Его имя дошло до нас в ореоле весьма скандальной славы, а открытия его современники, как правило, не смогли использовать. Про него можно сказать, видимо, как о Енохе или святом Иоанне: «Он не умер, он возвратится на землю прежде последнего дня».



Еще материал по данной теме


← все статьи