Иисус Христос как явление бога в человеке




Иисус Христос как явление бога в человеке

 

Двухтысячелетняя история, берущая свое начало от рождества Христова, в значительной мере «вращается» вокруг совершенно необыкновенной личности Основателя христианства. Всё многообразие подходов к личности Иисуса Христа, в первом приближении, можно свести к двум позициям, которые я обозначил бы следующим образом: Иисус Христос как человек, ставший символическим воплощением идеи «Бог во мне» (мистическая и культурологическая трактовка) и Иисус Христос как Сын Божий, Богочеловек, Воплощенный, соединяющий в себе два начала - природное человеческое и трансцендентное божественное (каноническая христианская трактовка).

 

И Слово стало плотью, И обитало среди нас, И мы Славу Его, Славу как Единородного от Отца, Полного благодати и истины... Ибо Закон был дан через Моисея, Благодать же и истина через Иисуса Христа. Бога никто не видел никогда: Единородный Сын, Сущий в лоне Отца, Он открыл.

 

В последнем случае Сын Божий предстает одной из божественных ипостасей, Божественным Глаголом, Словом Сущего, Богом в действии. Цель моего эссе - продемонстрировать, что, при всей кажущейся несовместимости двух указанных интерпретаций сущности Христа - человека с Богом в душе или Сына Божия, способного проникнуть в самые недра творения, - они, эти трактовки, являются не взаимоисключающими, а дополняющими одна другую, а в эволюционном плане можно говорить о движении от природного человека к духовному богочеловеку, эволюционизирующему, согласно Тейяру де Шардену, от твари к Творцу. Творческая эволюция - божественное восхождение по лестнице, устремленной в небеса: земные твари, Ветхий Адам, Новый Адам. «Так возлюбил Бог мир, что дал Сына Единородного...». Как образно выразился святой Афанасий, Бог стал человеком, чтобы мы стали богами.

 

Жизнь Иисуса является для меня расширенным свидетельством его богочеловечности - максимальной, предельной реализации рожденным человеком того, что я именую «Богом в себе». После своего тридцатилетия Иисус всегда пребывал с Тем, Кого он называл своим Авва, Отцом. Мне представляется, что Иешуа - глубочайший символ этого феномена и иллюстрация возможности всемирного возрождения и Царства Небесного на земле. Нам еще предстоит разговор о мистике как преодолении пропасти между Творцом и творением. Мистика рождения, жизни и смерти Иисуса - наглядное и развернутое свидетельство присутствия Бога не только в нем самом, но и в многочисленных пророках, которые задолго до его рождения предсказали приход Мессии, в тех языческих поэтах, в которых, подобно Виргилию, рождение чудо-ребенка вызывало грезы о всемирном возрождении человечества, или в тех персидских волхвах, которые, по указанию звезды, прошли тысячи километров, дабы приветствовать появление младенца в Вифлееме.

 

Вслед за отцом еврейского народа Моисеем Христос осознал свои особые отношения с Богом. Но возвышенным отношением к Творцу он обязан не столько иудаизму, сколько собственной великой душе, бывшей основой его существа и вмещавшей в себя весь мир. Я вполне согласен с Э. Ренаном в том, что для людей с огромной душой, таким как Кришна, Будда, Платон, апостол Павел, блаженный Августин, святой Франциск Ассизский, вопрос о бытии Бога не был абстрактной или теологической проблемой - все они ощущали Бога в себе, и в этом ряду первым стоит Иисус, смотревший на свои отношения к Богу, как на отношения сына к отцу.

 

«Бог не говорит с ним, как с существом, стоящим вне его; Бог в нем; он чувствует в себе Бога и извлекает из своего сердца то, что оно говорит ему об Отце. Он живет в лоне Бога, в ежеминутном общении с Ним. Он не видит Его, но слышит, не нуждаясь для этого ни в громе, ни в пылающей купине, как Моисей, ни в буре-провозвестнице, как Иов, ни в оракуле, как древние греческие мудрецы, ни во внутреннем демоне, как Сократ, ни в архангеле Джабраиле, как Магомет. У него нет фантазий и галлюцинаций, какие были, например, у святой Терезы. Экстатическое состояние суфия, объявляющего себя равным Богу, тоже есть нечто совершенно иное. Иисус ни на одну минуту не провозглашает святотатственной идеи, что он - Бог. Он думает, что состоит в непосредственных сношениях с Богом, он считает себя Сыном Божьим. Высшее познание Бога, существовавшее когда бы то ни было в человеке, принадлежало Иисусу».

 

Для К. Г. Юнга личность Христа символизировала феномен самообожествления путем идентификации личности с коллективным бессознательным, неизбежной на пути к индивидуации. «Следовательно, проблема заключается в преодолении самообожествления, что сопоставимо со смертью Христа, смертью сопровождающейся величайшими мучениями».

 

На самом деле можно говорить о некой эволюции Иисуса от человека, ощутившего Бога в себе, к Сыну Божию, к Пути, к «Я ЕСМЬ». Начинающий проповедь Иисус строго и однозначно отделяет себя от Всеблагого. Знатному юноше, назвавшему его благим, Иешуа отвечает: «Что ты меня зовешь благим? Никто не благ, кроме одного Бога». В другой раз, когда братья попросили его стать арбитром при разделе наследства, он отказывает: «Кто поставил меня судить или делить вас?». Но даже незадолго ДО смерти, еще до произнесения формулы «Я ЕСМЬ», приписываемой иудеями только Господу, Иисус обращался к враждебно настроенным жителям Иерусалима: «Если бы Бог был Отец ваш, вы любили бы меня, ибо я от Бога пришел», что свидетельствует не столько о боговоплощении, сколько о богоприсутствии.

 

Одна из основополагающих идей Иисуса - идея Царства Божия - однозначно свидетельствует об обретении человеком Бога в собственной душе: «Царство Божие внутри вас». Оно не запретно, но доступно каждому, в чьей душе воцаряется Господь, каждому, кто способен огромным усилием и долгим созреванием приблизить Его, ибо «немногие находят его» и «Царство Божие усилием берется».

 

Любопытно, что Царство Божие у Иисуса постоянно связано с символом огня, света - того просветления, истинного бытия, о котором свидетельствуют все мистики, достигшие акта единения с Богом. Аналогичным образом, темная ночь души наступает всякий раз, когда это царство утрачивается. Истинная жизнь человека пребывает лишь в Боге - чем больше света в душе человека, тем полнее единение и тем богаче личность. Я начинал эту книгу с образа битвы Бога и дьявола в душе человека. Приблизительно о том же говорит Христова притча об «овцах и черных козлищах»: деление людей на добрых и злых нельзя понимать буквально, ибо грань между светом и тьмой проходит через сердце и душу одного и того же человека.

 

Из евангельской истории мы знаем, что Иисус долго шел к признанию своего мессианства. Даже его слова о пастырстве, о том, что он - дверь, врата, через которые входят в Царство Божие овцы «малого стада», можно интерпретировать как ощущение собственного посредничества, связи земли и  Неба: «Никто не приходит к Отцу, как через Меня».

 

Бог Иисуса, которого он ощущает в себе, близок ему по духу - это не грозный и карающий ветхозаветный судья, осуждающий на вечные муки, не Господин, который вершит нашими судьбами, но - любящий Авва, Отец, олицетворяющий высшую добродетель и высшее братство, Творец Царства Божия, того Царства, что носит в своем сердце. Царство Божие, Царство Небесное - любимые выражения Иисуса, символизирующие внутреннее состояние его собственной души и те идеи, которые ему дано нести миру. Царство Божие - высшее состояние человеческой души и божественный дар, ищите Царство Божие и «всё остальное приложится вам». Бог Христа - могучая сила, высший образец для подражания, олицетворение духовности, нравственности, и, главное, любви: «Да будете сынами Отца вашего небесного, ибо Он повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми... Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный».

 

С Иисусом Христом в мир пришла великая и абсолютно новая идея богопочитания, всецело основанного на любви, чистоте сердца и братстве всех людей. Если Бог внутри тебя, тебе не скрыться, ибо невозможно скрыться от себя самого. Если Бог в твоем сердце, то тебе ничего не остается, кроме как самому стать богоподобным, нести Царство Божие людям - идеи довольно ясные и простые, но так и не ставшие путеводными для абсолютного большинства христиан, но даже, за редкими исключениями, для провозглашенных отцов христианской церкви.

 

Благая весть - это учение Христово, названное так самим Иисусом: Бесора - так это звучит поарамейски, Евангелие - по-гречески. Благая весть не философская доктрина, не проект социальных реформ и не мистическое познание иных миров. Благая весть - это возможность изменения отношений человека с Богом, снятие пелены с лика Творца, это весть о высшем призвании человека, о его возможности приобщения к божественной жизни, но также и о том блаженстве, которую дарует человеку прикосновение к Отцу. Если в Ветхом Завете речь шла преимущественно об отношениях Творца с народом, то Благая весть Нового Завета возвещает прямую связь Бога с человеческой душой. «Добрый пастырь каждую овцу зовет по имени» и готов «положить за нее жизнь», - провозглашает Сын Человеческий и учит не столько о Боге «в самом себе», сколько об Авве, Отце, обращенном к миру и к конкретному человеку, о Господе, живущем в Нем. Если в Ветхом Завете перед нами Господь, Отец - грозный небесный владыка и повелитель, то Иисус постоянно говорит об Отце, которого может обрести любой страждущий. Собственно, Благая весть несет людям дар богосыновства: для того, кто принимает ее, исполняются обетования Христа. Благая весть - весть Иисуса о том, что каждый может говорить с Творцом, как с «Аввой», любящим Отцом, ждущим ответной любви.

 

Если Отец печется о самом, малом творении своем, то, тем более, Он не может забывать детей Своих, которые Ему дороже всех иных творений. В Евангелии от Матфея читаем: «Итак, не заботьтесь и не говорите: "что нам есть?" или: что нам пить?" или: "во что одеться?", ибо всего этого ищут язычники; знает Отец наш небесный, что вы нуждаетесь во всем этом». «Послал, - пишет апостол Павел, - Бог Духа Сына Своего в сердца наши, Духа, взывающего: Авва, Отче! Так что ты уже не раб, но сын»

 

Еще Благая весть, которую Христос принес миру у колодца Иакова, - это весть о близости Царства Божия. Тот, кто нашел Царство Божие, часто повторял он, должен купить его ценой всех своих богатств, так как при этом можно только выиграть, обрести радостное и неповторимое чувство близости небесного Отца. Подобно другим просветленным, Иисус считал, что единение с Богом превосходит все ценности и идеалы, все иные соблазны и радости, ибо обретая Его, мы обретаем ВСЁ. Ожидание и обретение Царства Божия с тех пор становится символом приверженности к Иисусу. Хотя это выражение и раньше было в широком употреблении у евреев, Христос придал ему не только новый моральный смысл, но глубокое личностное значение: царство Божие - это царство духа, и близкое освобождение есть освобождение духа. Царство Божие внутри тебя, и только там ты можешь обрести его. Мир во зле лежит, мир враждебен Божественному Глаголу, но изменить этот мир можешь только ты сам и в самом себе. Начни с себя! Начни с себя, и если у тебя хватит сил, то ты сам убедишься в близости царства Божия, ибо оно исключительно в тебе самом! Это царство - твоя чуткая душа, тонкость, красота и нежность сердца, твоя любовь ко всему существующему. Я бы назвал Иисуса Христа основателем Царства Божия в человеке, творцом идеи свободы духа, способной творить самые настоящие чудеса, еще - олицетворением и символом величественного идеализма, превозмогающего материю и не знающего природных ограничений.

 

«Мысль о том, что всемогущество достигается страданием и смирением, что над силой можно восторжествовать благодаря чистоте души, - вот собственная идея Иисуса. Иисус - не спиритуалист, ибо у него всё обусловлено осязательной осуществимостью. Но он настоящий идеалист; материя для него - лишь символ идеи, реальное, живое отражение невидимого...

 

Став неиссякаемым источником нравственного возрождения, он создал небо чистых душ, где находится то, чего тщетно ищут на земле: совершеннейшее благородство детей Божиих, святость, отрешение от мирской грязи, - наконец, свободу, которую реальное общество считает невозможной, и которая достигает своей полноты только в области сознания. Иисус же является великим учителем тех, кто ищет прибежища в этом идеальном рае. Он первый провозгласил царство духа, он первый возвестил, по крайней мере, своими поступками: «Царство мое не от мира сего».

 

«Царство мое не от мира сего» - так Иисус парировал вопрос Пилата, действительно ли он считает себя царем иудейским. Иисус ощущал присутствие Божьего Царства, царства духа, в самом себе и, возможно, переоценивал силы человеческие в его скором достижении. Царство Божие коренилось в самих недрах его натуры, и поэтому он ощущал себя поверенным Бога в делах людских, исполнителем Его чаяний. Грядет конец одного царства и начало другого, возрождение не за горами (это слова самого Иисуса Христа). Своим примером он действительно нес Царство Божие людям и, являясь харизматической личностью, был способен преодолеть любые препятствия, возникавшие на его тернистом пути. Возможно, он чувствовал себя всемогущим, но, надо сознавать, что сокровенное чувство духовного могущества и есть непосредственное следствие идее «Бог в тебе». Если Бог в тебе, ничто тебе не страшно и ничто не способно противостоять твоей воле, все ангелы небесные на твоей стороне.

 

По свидетельству апостола Иоанна, Иисус разъяснил Пилату, кстати отнюдь не жаждущему его смерти, свое понимание царского достоинства, «царства мое от мира сего» - это царство есть истина, и он, Иисус, явился в мир провозгласить ее. Но Пилат был человеком земли, далеким от идеализма Иисуса. Христос представлялся ему всего лишь неопасным мечтателем, живущим в мире грез. Религиозный прозелитизм был чужд практичным римлянам - преданность какой бы то ни было истине казалась им химерой, иллюзией. Не будь козней первосвященников, прокуратор, без сомнения, отпустил бы Иисуса на свободу.

 

Иисус не называл себя ни сыном Давидовым, ни царем иудейским. - идея о его царском происхождении коренится в верованиях древних, будто необыкновенный человек генеалогически является помазанником. Кроме того, еще из Исаии следовало, что Машиах родится от девы. Вся древняя эгзегетика - поклонение волхвов, рождение под новой звездой, близость к древним святым - подталкивала первых христиан к идеям мессианства и боговоплощения. Увы, обвинение, выдвинутое еврейскими фарисеями и начетниками против реформатора иудаизма, укоренилось в сознании потомков и поэтому «евреи за Иисуса» все еще редкость...

 

Иисуса Христа трудно назвать основателем той церкви, которая носит его имя, ибо его религия - без жрецов, без храмов, без внешних формальностей культа, без установленной обрядности, религия, основанная всецело на любви и чистом сердце, на непосредственном и интимном общении каждого с Отцом небесным, на благодати и благодеянии. Посредники и церковь здесь просто не нужны. Зачем ставить другого на прямой, как луч света, дороге между тобой и твоим Отцом? Зачем молиться вместе и на виду у всех? Бог видит тебя изнутри, ибо обитает в тебе самом.

 

«Лицемерие фарисеев, которые, молясь, оборачивали голову, чтобы узнать, видят ли это люди, - которые творили милостыню напоказ и накладывали на свои одежды особые знаки, чтобы отличить себя, как людей благочестивых, - все эти кривляния ложной добродетели вызывали в нем негодование. - "Они уже получают награду свою", говорил он: "у тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаясь молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно".

 

Это высокое понимание отношений между человеком и Богом, которое после Христа могли воспринять лишь очень немногие, - выливалось у него в одну-единственную молитву и преподанную им своим ученикам. Эта молитва "Отче наш"».

 

Даже теологи далеки от ответа на вопрос, ставил ли Сын Человеческий задачу основывать Новую церковь. Даже само это слово (по арамейски Kenalla) используется им в исключительных случаях. На самом деле для Иисуса Kenalla - не институт, не организация, но духовная общность носящих Царство Божие в своей душе - соли земли и света мира (так определяет он сам в Евангелии от Матфея 5, 13). Целью Христа было соединение человека с Богом не в мишурных и балаганных традициях церкви, позже присвоившей себе его имя, а путем высокого просветления каждого человека, отвечающего словам евангелиста Матфея, - просветления как «практики, которую я предписываю вам, чтобы вы выросли до сознания Христа». Церковь может состоять из тех, кто обрел Бога в себе, кто страстно стремится к этому: «Тот, кто далек сегодня, будет завтра близок». Дабы войти в эту церковь, мало взывать: «Господи! Господи!» - необходимо иметь Бога в себе и исполнять волю Отца, Который на небесах.

 

Евангелисты Матфей и Лука свидетельствуют, что незадолго до смерти Иисус все-таки заповедал строительство своей церкви, поручив это Симону бар-Ионе, больше известному как апостол Петр: «И Я говорю тебе: Ты - Скала, и на этой скале Я построю мою церковь, и врата адовы не одолеют ее. Я дам тебе ключи Царства Небесного...». При всем величии Христа нельзя пренебречь влиянием на человечество его учеников, особенно апостолов Петра и Павла, которых многие рассматривают как первых отцов христианской церкви. Существует даже такая точка зрения, что не неси они идеи Христа в массы, «труды и имя Иисуса исчезли бы вместе с поколением тех, кто слышал его лично...».

 

Роль апостолов Петра и Павла оказалась двойственной: они всколыхнули массы экстатической верой в Христа, и они же создали организацию, часто извращавшую идеи своего основателя, подменившую религию просветления и богообщения религиозными догмами. Здесь не место и не время подводить итоги тому, как апостолы и папы исполнили заветы Учителя. Достаточно напомнить, что в 1054 г. константинопольский патриарх и папа римский взаимно отлучили один другого от христианской церкви и прокляли друг друга...

 

Есть основания полагать, что Иисус не любил храма, даже говорил, упреждая грядущих реформаторов, что из домов молитв сделали воровской вертеп. О том же свидетельствует известный эпизод об изгнании им торгашей из храма. В почитании Отцу не было места традиционному иудейскому преклонению перед Храмом. Ни храмовая литургия, ни совместная молитва не могут заменить персонального богообщения, сокровенной и страстной беседы с Отцом. Молитва - таинство индивидуальное, не нуждающееся в языческих сооружениях. Отцу поклоняются «в духе и истине», а не в храме. «Поэтому храм внушал благоговейные чувства только иудействующим христианам. Настоящие новые люди питали отвращение к этой античной святыне». Не был Иешуа и жестким поборником ритуалов, постов и епитимий - любая аскеза была для него лишь средством, а не целью, цель же - близость к Богу, обретение Его в собственном сердце.

 

Впрочем, нет оснований делать из сына Марии революционера, восставшего против заветов отцов. Когда речь заходила о Писании, евангелисты (Матфей и Лука) цитировали Иисуса: «Не подумайте, что Я пришел упразднить Закон или пророков; Я пришел не упразднить, но исполнить». Перед нами типичный реформатор, проясняющий и дополняющий Моисея. Скажем, Закон и Заповеди запрещают убийство, Иисус зовет изгнать из сердца ненависть и злобу - корни преступления. Закон карает за супружескую неверность, Сын Человеческий предостерегает об опасности порочных чувств. На месте заповедей и установлений он помещает моральное чутье, зовет к духовному совершенству: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный».

 

Мифологичность и символичность событий жизни Христа не должна заслонять нам главного в нем - того, что он с детства жил в сфере сверхъестественного, что духовное и мистическое начала возобладали в нем над «положительным знанием» и еврейским рационализмом его времени, что он испытывал доверие к беспредельному могуществу человека, способного изменить движение облаков и остановить болезнь и саму смерть, что он абсолютно верил в непобедимую силу любви, добра и истины.

 

Духовность Иисуса неотрывна от его принадлежности к земле - это ярко проявляется в отношении к кровным узам, и семье. Из того, что мы знаем, можно предположить, что «Бог в нем» возобладал над родственными и национальными чувствами, не имевшими для него какого-либо значения. Своих духовных собратьев Иисус ставил выше братьев по крови и связь с ними ценил гораздо выше кровного родства. Со всей глубиной Иисус познал максиму «нет пророка в своем отечестве»: почти все его ближайшие родственники, двоюродные братья и сестры, его однокашники и назаретяне не только не поняли его, но, узнав о проповедях в Капернауме, расценили, что их земляк «вышел из себя», попросту говоря, обезумел. Не пользуясь любовью и почитанием в своей семье и на своей родине, зная скептическое отношение братьев, он ставил «Бога в себе» выше крови, отчизны, ближних своих, тяготея к дальним, его идеи разделявшим. «Те, кто рядом со Мной, Меня не поняли». Отсюда «отныне враги человеку - домашние его». Отсюда «любящий отца и мать более Меня недостоин Меня». Отсюда «тот, кто будет исполнять волю отца моего небесного, тот мне брат, и сестра, и мать». Отсюда его категорический императив «оставить дом свой, жену, братьев, родных, детей, ради Царства Божия и жизни вечной». Отсюда его реакция на слова прохожей: «блаженно чрево, носившее тебя, и сосцы, тебя питавшие!» - Нет! «Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его!».

 

Духовность Иисуса не книжная, но нравственная, блаженная, просветленная, от нее веет необыкновенной кротостью, парадоксальным образом соединенной с внутренней мощью и силой: «Прийдите ко мне все нуждающиеся и обремененные, и я успокою вас. Возьмите иго мое на себя и научитесь от меня, ибо я кроток и смирен сердцем; и найдете покой душам вашим. Ибо иго мое благо, и бремя мое легко».

Даже исследователи, враждебные христианству, подчеркивают гармоничность духа сына Марии, возникшую не в результате внутренней борьбы, но путем естественного самораскрытия внутренних сил: «Все характеры, очищенные борьбой и сильными потрясениями, например, Павел, Августин, Лютер, сохранили неизгладимые следы такой борьбы, их образ дышит чем-то суровым, резким, мрачным. Ничего подобного нет у Иисуса. Он сразу предстает перед нами как совершенная натура, повинующаяся только своему собственному закону, признающая и утверждающая себя в своем Сознании, не имеющая нужды превращаться и начинать новую жизнь».

 

Существуют только догадки о становлении личности Иисуса. Возможно, ее формирование обязано ученичеству Иешуа у ессеев, которые, судя по всему, были хранителями мистериальных знаний древности и носителями нравственности. Они вполне могли воспитать Христа в духе «бессмертия души и вознаграждения праведностью», как писал еврейский историк I в.н. э. Иосиф Флавий (Иосиф бен Мататьягу).

 

Сирийские ессеи представляли собой орден благочестивых и аскетически ориентированных мужчин и женщин, проводивших свои дни в простых трудах, а вечера в молениях. Иосиф Флавий описал их образ жизни как наилучший среди окружающих народов, отметив «приверженность возделыванию земли».

 

Слово «ессеи» сирийского происхождения и означает «врачеватель» - это можно интерпретировать как врачевание души и тела праведной жизнью. Иногда ессеев относят к последователям пророка Самуила, но более вероятно их происхождение от восточных мистиков, прошедших школы египетских и халдейских мистерий. Любопытно, что многие ессеи были искусными гончарами и плотниками - не отсюда ли глиняные воробышки, которых любил лепить Иисус, и унаследованная от Иосифа специальность?

 

Ессеи считались самыми образованными среди евреев - римляне не случайно выбирали среди них учителей для своих детей. Как и гностики, ессеи были эманационистами и толковали Закон Моисея в духе секретных символов, передаваемых из поколения в поколение. Если они были каббалистами, то вполне естественны их упования на приход Машиаха, предсказанный писаниями Ветхого Завета.

 

Согласно Филону Еврею, ессеи были вдохновителями освободительного движения первых христиан: «Есееи видели в рабстве насилие над законом Природы, которая сотворила всех людей свободными братьями». Именно ессеи предвосхитили христианскую любовь, равенство всех перед Богом и братство людей, что со временем подорвало аристократическую и имперскую структуру Рима.

 

За два века до Иисуса Христа ессеи проповедовали нравственное воспитание, целомудрие, благочестивую жизнь, отказ от денег. Ессеи были убеждены в бессмертии души, заключенной, как в тюрьме, в смертном теле, и верили в посмертное воздаяние по заслугам (кумранские «Рукописи Мертвого моря»).

 

Есть основания полагать, что родители Иисуса были членами Ордена Ессеев. В детстве Мария была посвящена Орденом Богу, и апокрифы содержат множество свидетельств о чудесах, происходящих с ней в раннем возрасте. Даже в жены Старому Плотнику она была отдана чудесным образом: согласно преданию, когда Захария, следуя повелению ангела, искал мужа Марии, белый голубь сел на голову престарелого Иосифа.

 

Если Иисус действительно получил воспитание среди ессеев, то он должен был пройти через их мистерии и стать посвященным. Однако, учеба Иешуа у ессеев не более чем догадка, впрочем, такая же, как и многочисленные ретроспективные оценки его личности. В нем видели и страстного реформатора иудаизма, и борца против фарисейства и начетничества, и революционера, и первого учителя непротивления, и «посвященного» в грандиозную мистерию бытия. Каждый пытался найти свой ключ к «загадке Иисуса», исходя из собственного представления и персональных воззрений.

 

«Между тем личность Христа неисчерпаема, она превосходит все обычные мерки; вот почему каждая эпоха и каждый человек могут находить в Нем новое и близкое им. Об этом, в частности, свидетельствует и история искусства. Если мы сравним фреску в катакомбах Рима или древнерусскую икону с изображением Христа у Эль Греко или модерниста Шагала, то легко убедимся, как по разному преломлялся Его образ на протяжении веков».

 

Со страниц Евангелий перед нами встает просветленный человек, желавший только одного «творить волю Пославшего Его». Глубоко человечный, далекий от аскетизма, он плачет, скорбит, удивляется, радуется, обнимает детей, любуется природой. «Вот человек, который любит есть и пить вино», - говорят о нем святоши. Речь Равви  дышит снисходительностью к человеческим слабостям и любовью к павшим. Кроткий и справедливый, он бывает ироничен и резок, но неизменно справедлив и снисходителен. В нем нет ничего жреческого, он не знает пафоса и надрыва, ему присуща просветленная трезвость, но часто он говорит глубокими аллегориями и притчами, увы, далеко не всегда понятными для окружающих. В нем живет огромная духовная сила, заставляющая даже врагов относиться к нему с почтением и уважением. Скажем у того же Понтия Пилата немногие речи Иисуса вызвали непроизвольный трепет.

 

Руссо одним из первых заметил, что выдумать такую личность просто невозможно, а Гёте считал, что на Евангелиях «лежит отблеск той духовной высоты, источником которой была личность Христа и которая является божественной более, чем что-либо иное на земле».

Любопытно, что при всей необъятности фигуры Иисуса в Евангелиях нет ни его портрета, ни прорисованных черт его характера. Хотя можно понять, что у многих он вызывал симпатию и расположение, тем не менее у него было и много врагов. Святой Иустин, Климент Александрийский и Тертуллиан, видимо на основании утраченных документов утверждали, что он был невзрачен лицом, Цельс уточнял: «Раз в теле Христа был Дух Божий, то оно должно было резко отличаться от других ростом, красотой, силой, голосом, способностью поражать и убеждать... Между тем оно ничем не отличалось от других и, как говорят, не выделялось ростом, красотой, стройностью».

 

Евангелисты бесспорно чувствовали дистанцию, отделяющую их от Учителя, и это нашло свое выражение в Новом Завете. Не всегда понимая его, они и в Писаниях своих давали понять, что в нем оставалось много невысказанного. У Него были человеческие чувства, пишет современный экзегет Джон Макензи, Он не скрывал их, но ученики видели, что Его чувства, в отличие от их собственных, всегда остаются под контролем. Он обладал редкостным достоинством и авторитетом. Но, несмотря на сдержанность, слова и поведение Его были всегда искренними; ни в уловках, ни в дипломатии Он не нуждался».

Хотя Христа считают основателем величайшей из мировых церквей, у него практически не было ни догматов, ни системы - только Нагорная проповедь и твердая решимость, которые оказались сильнее любой идеологии и поныне управляют судьбами значительной части человечества.

 

Поскольку речь зашла об апостолах, я хотел бы отметить их сложные отношения с Учителем, часто выражавшиеся в непонимании, отказе, даже предательстве (причем не одного Иуды). У апостолов было мало «Бога в душе» - потому-то Иисус незадолго до смерти бросил им: «Есть между вами такие, которые не веруют». Даже теологи вынуждены признать, что во время последней встречи с учениками мало кто понимал его и что «Иисус был среди них одинок, как никогда». Иисус настолько упредил свое время, даже его ученики, авторы Евангелий - это постоянно чувствуется - говорят о том, что многие речи превосходят их понимание, их собственный уровень. Как сообщает евангелист Иоанн, после Тайной Вечери «многие из учеников Его оставили и больше с Ним не ходили». Мы знаем также, что немногие «ходившие», в страхе быть обвиненными заодно с Учителем, отказывались признаться в знакомстве с ним. В Евангелиях без обиняков говорится, что после захвата Иисуса легионерами все друзья его скрылись: «При виде Учителя, Который покорно дал увести Себя, их охватила паника, и они забыли, как обещали идти за Ним на смерть».

 

Иисус, на несколько тысячелетий упредивший время, понимал, сколь трудно овладение Богом в собственной душе, пересоздание человека, обремененного заблуждениями и пороками своей эпохи, и ясно видел, что во многом это относится и к его духовным братьям. Хотя долгие дни и ночи Двенадцать проводили с Сыном Пророческим, хотя они видели в нем Служителя Господня, все они не были готовы к страдающему и гибнущему Христу. Галилейский Наставник был для них «Тем, Кто должен избавить Израиль», царем иудейским, но не страждущим и гибнущим Спасителем. Они ждали его земного торжества, а не поругания. «Будучи избраны апостолами Царства, они все же оставались бесконечно далекими от Христа».

 

У Иисуса не было фундаментальных обоснований своего учения и он никогда не требовал от своих учеников напряженного внимания или специального сосредоточения. Он проповедовал не свои убеждения, а самого себя, того Бога, которого ощущал живым присутствием в своем сердце. И именно это живое присутствие оказывало столь сильное влияние на ум и волю неофитов. Фактически налицо отождествление собственного вдохновенного «я» «Сына Человеческого» с объектом почитания и любви. Харизматичность Иисуса - это богоприсутствие и богооткровение, раскрывавшие ему сокровенные тайны и сердца людей. Позже ему приписывали встречи с Илией и Моисеем, сверхъестественные связи с небесами, но разве всё это и многое другое, что нам о нем известно, не проясняется более простым и естественным путем - харизматическим ощущением Бога в себе?

 

Могучее красноречие Иисуса, привлекавшее к его проповедям людей, уставших от начетничества и религиозного догматизма, особенно ярко проявлялось в борьбе с лицемерием и ханжеством. Как известно, еврейские книжники и фарисеи посредством казуистики и обмана ограничивали доступ к Царству Божьему простого люда, что многократно вызывало негодование Иисуса: «Горе вам, книжники и фарисеи, что, как гробы повапленные, снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых... Так и вы по наружности кажетесь людьми праведными, внутри исполнены лицемерия и беззакония». «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворили царство небесное человекам». «Царство Божие будет отнято у вас и дано приносящему плоды народу».

 

Сын Марии в своем земном странствии предпочитал иметь дело не с высоколобыми книжниками, но с «амхаарцами», деревенщиной. Книжники говорили: «Невежда не боится греха, амхаарец не может быть праведным». Иисус окружал себя простыми людьми, отверженные и парии находили в нем друга и заступника. Среди его друзей и учеников мы видим презираемых мытарей и уличных женщин. Это шокировало саддукеев, но сам Иешуа говорил: «Не здоровым нужен врач, а больным... Я пришел призвать не праведных, но грешных».

 

Иисус - человек духа, человек высокой идеи, дух и идея для него всё, плоть - ничто. Дух человека - высшая божественная сила, делающая своего носителя всемогущим. Человек, ощущающий Бога в себе, защищен от превратностей судьбы и сам является чудотворцем и высшим примером для подражания. Приняв возложенную на себя миссию, он жил своим божественным призванием, своим Отцом и несокрушимой верой в свои небесные силы. Как говорит Христос в Евангелии от Фомы, «Я - свет, что над всеми, Я - всё, всё появилось из Меня и Всё достигло Меня. Расколите кусок дерева, и вы найдете там Меня; поднимите камень, и там тоже есть Я». Разве это не высочайший пример реализации феномена «Бога во мне»? Потому-то именно ему Отец доверил право учить, судить, отпускать грехи и порой вершить чудеса. Потому-то ему повинуется природа, как она повинуется тому, кто молится и верит. Чудеса, творимые Иисусом, как и осуществление его пророчеств, не более чем мистические и магические феномены «расширенного сознания» - тот «дар Божий», которым наделены избранники человечества во все времена и у всех народов, от легендарных Эскулапа, Гермеса Трисмегиста и Аполлония Тианского до Блаватской и Гурджиева. В этом отношении Иисус не отличается от таких вероцелителей и mental healers, как Махариши-Махеш Йога, Свами Рама, Фредерика Хауфф, Ф. А. Больциус, Д. Хоум, Э. Кейси, Э. Дэвис, Т. Эдвард. Иисус бесспорно был вероцелителем и это во многом способствовало укреплению веры в чудотворца. Сам он гораздо больше ценил чудеса, совершающиеся в душе человека (Бога в нем), нежели фокусы земные. Исцеления привлекали к Назаретянину гораздо больше людей, чем к Иоанну Крестителю, который не совершал чудес. Впрочем, он никогда не злоупотреблял своим даром и не добивался звания чудотворца или заклинателя. «Не рассказывай никому», - часто просил он человека, которому возвратил здоровье. Евангелист Матфей свидетельствует (Матфей 9, 30-31), что люди разносили весть о небывалых событиях помимо воли чудотворца. Что до приписываемых ему воскрешении мертвых, то их вполне можно толковать в том смысле, что для верующих он сам был воскрешением и жизнью в духовном и мистическом смысле.

 

«Но надо отметить, однако, что религиозная мысль Иисуса не знала таких слов, как "сверхчеловеческий", "сверхъестественный", слов, заимствованных уже из нашей, скудной представлениями, теологии. В его глазах, природа и развитие человечества не составляли какой-то особой области, находящейся вне влияния Бога; они не были для него какой-то жалкой реальностью, подчиненной особым законам, строгим и непреложным. Для него не существовало ничего сверхъестественного, ибо и природу он не выделял из всего. Опьяненный бесконечной любовью, он забывал о тяжких оковах, сковывающих плененный человеческий ум. Гордым полетом мысли он переносился чрез бездну, отделяющую, вследствие человеческой ограниченности, Бога от человека, и непреодолимую для большинства людей.

 

В этих словах Bисуса нельзя не признать зародыша той доктрины, которая видела в нем божественную ипостась и то отождествляла его с «Глаголом», то видела в нем "второго Бога" или "Ангела метатрона".

 

Уже в течение почти двух столетий спекулятивная мысль иудаизма постепенно склонялась к созданию реальных образов путем соединения божественных атрибутов и отдельных выражений, относящихся к божеству, так например, в словах "Дух Божий", часто встречающихся в Ветхом Завете, было усмотрено указание на существование особого существа, "Святого Духа". Точно такими же самостоятельными существами становятся и "Премудрость Божия", и "Слово Божие". Это было начало того процесса, который породил сефирот кабалистики, эоны гностицизма, ипостаси христианства, - одним словом, всю ту сухую мифологию, к которой вынужден прибегать монотеизм, когда он хочет ввести многообразие в понятие "Бог" и которая состоит в олицетворении абстрактных понятий».

Здесь необходимо добавить, что в самом иудаизме глубоко заложена идея Божественного Глагола: со времен Моисея сам Дух Божий проявлялся через наставников, пророков, отцов. Живая преемственная связь между ними позволяла народу ощущать актуальность Слова Божия во все времена.

 

Александр Мень обратил внимание на то, что враждебная позиция фарисеев в отношении Иисуса Христа связана не столько с его учением, радикально не порывающим с заветами отцов, сколько с тем, что он сам, его свобода и личность были невыносимы для людей, культивировавших каноны, ритуалы и уставы и видевших в себе непогрешимых стражей правоверия. Кроме того, толпы слушателей, окружавших Галилейского Наставника, вызывали у них зависть: «Поэтому они ревниво следили за Ним, старались найти в его поступках то или иное нарушение Закона. Они строили гробницы пророкам, но, когда среди них во плоти явился истинный Пророк, они не поверили Ему и тем более не захотели узнать в нем Мессию». Человеческое, слишком человеческое...

 

«Читая сегодня грозные речи Иисуса, направленные против фарисеев и книжников, многие христиане усыпляют свою совесть, думая, что они относятся лишь к верхушке иудейского общества I века. Но тогда за этими речами остался бы только исторический преходящий смысл. Между тем каждое их слово полностью приложимо к недостойным представителям любой религии или церкви, к их самодовольству, ханжеству, консерватизму, обрядовости. Законники и клерикалы всех мастей легко превращались в гонителей... Извращения веры, гордыня, дух культового формализма, расчеты "задобрить" Бога исполнением внешних уставов живучи, как и все человеческие грехи. Древних фарисеев больше нет, но отнюдь не умерло само фарисейство».

 

Своими исцелениями Сын Марии демонстрировал, чего можно достичь с помощью «Царства Божьего» или «Слова», живущего в душе. Он так и говорил: для того, кто достигает полного слияния с Господом, «нет ничего невозможного».

 

«Истинно, истинно говорю вам: верующий в меня будет творить дела, которые Я творю, и больше этих будет творить» - этими словами он подчеркивал, что чудеса не являются его прерогативой, но доступны всем тем, в душе которых Свет Господен.

 

Было бы неверно, как делают многие толкователи, расценивать все чудеса Писания только как иносказания или аллегории. За исключением разве что воскрешения Лазаря через пять дней после смерти последнего, большая часть чудес Иисуса неоднократно повторена людьми, в совершенстве овладевшими холотропным состоянием своего сознания. Сам Иешуа называл чудеса «знамениями», признаками наступления Царства Божьего в душе. Завоевав это царство (на современном языке - овладев экстрасенсорными способностями) совершенный человек может одолеть привычные правила и законы повседневности.

 

Скажем, среди многочисленных чудес Иисуса неоднократно упоминается его указание неудачливым рыбакам места, где много рыбы. Ныне известно, что некоторые экстрасенсы-провидцы способны не только указывать, но даже «призывать» добычу в нужное место. Подобным образом Иисус однажды словами «молчи, стихии!» прекратил опасное волнение в Галилейском море. Имеются многочисленные свидетельства этнографов, что способностью управлять погодой обладают практически все сильные шаманы. Сам Учитель постоянно подчеркивал тесную связь между состояниями тела и души. Как-то исцелив паралитика, он предупредил его: «Вот ты стал здоровым, больше не греши, чтобы не случилось с тобой чего худшего».

 

Как и современные вероцелители, он считал главным условием выздоровления веру больного, без которой плацебо не действует. Поэтому он никогда не совершал чудес в Назарете, «где был воспитан» и где в него никто не верил. Подобным образом, внимательный читатель Писания должен заметить, что Иисус каждый раз категорически отказывался творить чудеса (знамения), когда этого от него требовали враги, «род лукавый и прелюбодействующий». По словам евангелиста Марка, исцеления свершались там и тогда, где и когда живущий в Иисусе Господь «видел веру их». Сам Бог действовал через Сына Своего.

 

Иисус неоднократно подчеркивал, что творимые им чудеса - небесный знак его высшего посланничества: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю. Истинно, истинно говорю вам: не может Сын творить Сам по Себе, если не видит Отца творящим, ибо что Он творит, то и Сын творит так же...» - может ли быть лучшее свидетельство могучей силы, живущей в человеке, с которым Бог?

 

Подобно всем иным реформаторам в человеческой истории, Иисус сложившейся консервативной системе идей, так сказать, вере отцов, противопоставил религию, идущую от сердца, питаемую бескорыстным энтузиазмом, а не традицией, наследованием или принадлежностью к определенному народу. Вера должна питаться не рабским, бездумным идолопоклонством или родовыми связями, а исключительно персональным и свободным поиском Бога. Собственным примером он подтверждал правоту книги Иова: «Мудрость не является более достоянием старцев». История изобилует примерами исторического поражения власть предержащих и торжества оппозиции. Величайшие новаторы, вызывавшие бурное брожение идей, изменявшие лик и ход истории, - чаще всего те, кого она посылала на эшафот. Величайшего из мудрецов древней Греции Эмпедокла родина вынудили броситься в жерло Этны.

 

Сократ прославил Афины и выпил цикуту. Данте стал величайшим гражданином Флоренции и был ею с позором изгнан. Лютер реформировал католичество и только по воле случая унес ноги от императора. Спиноза был величайшим из евреев современности и был изгнан раввинами. Примеры можно множить и множить. Пифагор был распят, а его университет сожжен; Гипатию сдернули с колесницы и разорвали на части; память о Жаке де Молэ пережила убивший его костер; Савонарола был сожжен на площади во Флоренции; Галилея заставили отречься на коленях; Джордано Бруно был сожжен инквизицией; Роджер Бэкон вынужден был проводить свои опыты в секрете и оставить свои знания зашифрованными; Фрэнсис Бэкон постоянно находился под угрозой уничтожения. Россия, которую называли страной Владимира Соловьева и Льва Толстого, предала забвению первого и слала намыленную петлю второму. Униженный и поруганный Иисус был славой Израиля и был им распят на кресте. Я уж не говорю о том, что эта страна веками ждала Машиаха, но не захотела признать таковым величайшего из своих сыновей.

 

Как величайший религиозный реформатор, Иисус провозглашал новую религию всего человечества, а не избранного народа. Ибо все люди - дети Божии, носящие Бога в своем сердце. Может быть, впервые в истории человечества Иисус бросил вызов ксенофобии - инстинкту неприязни к «чужакам»: «Несть ни эллина ни иудея пред ликом Моим». Он даже предвидел, что его идеи найдут почву не столько на родине, сколько на Востоке и Западе: «Говорю вам, что многие придут с Востока и Запада, и войдут с Авраамом, Исааком и Иаковым в Царство Небесное». Фактически Сын Человеческий провозглашал религию человечества, основанную на чувстве, а не на крови, на любви, а не на законе. Симпатии Иисуса вообще не были связан с семьей, классом, нацией и даже верой - его симпатии лежали на стороне презираемых и отверженных, поэтому язычникам не закрыт вход в Царство Божие, тогда как богатым так же трудно туда войти, как верблюду пройти через игольное ушко. Люди становятся чем-то единым и несокрушимым исключительно тогда, когда любят друг друга, когда объединены общей идеей и все устремлены к общему благу. Естественно, всё это далеко отстоит от Моисея, Иуды Гавлонита или Йоана Гиркана.

 

«...Истинно братские отношения между людьми устанавливаются не верой, а чувством милосердия. "Ближним", под которым    подразумевает преимущественно своих единоверцев, Иисус считает всякого человека без различия секты, который жалеет подобных себе. Братство людей в самом широком смысле, вот чем дышат все его поучения».

 

Осознать феномен Иисуса - это понять подвижника, всецело и полностью принадлежащего своему назначению, готового следовать ему вопреки любым преградам. Его глубинное чувство богоприсутствия, соединенное с необыкновенно страстным темпераментом, далеко выводило его за пределы нормы, делало неотмирным рыцарем веры, влекло к нему ищущих и страждущих. Совершенно очевидно, что то движение, которое он возглавил благодаря указанным качеством, имело совершенно уникальную энергетику, которой хватило на тысячелетия для привлечения неофитов. Еще более ясно, что никакие доказательства и никакая логика не смогли бы заменить страсти и влечения сердца - всего того, что именуется харизмой и проявляется в виде мощной духовной иррадиации. Но страстность, лежащая в основе его существа, невозможна без пристрастности, часто ведущей к необъяснимым и резким поступкам, просвечивающим даже через его агио- и иконографию. Более того, любое духовное движение в принципе невозможно без преодоления мощного сопротивления и исключительно по правилам этикета. Возможно, что даже оппозиция Христу питалась из того же источника - из реальных и мифических перехлестов, из невозможности каждодневно следовать его высоким идеалам, из сверхчеловечности, не знающей ни отдыха, ни перерывов. Ведь любое просветление - это вспышка, минутный экстаз, мгновенный прорыв в иные миры, а не постоянное состояние, не образ жизни...

 

Иисус создавал религию души, религию сердца. Правоверный иудаизм, религия фарисеев были основаны на следовании канонам и обрядам. При всей терпимости Иисус не мог не расходиться все больше с «верой отцов». И хотя в своем реформаторстве этой веры он старался обходиться без прямых вызовов, хотя его идеи были близки к тем, которые до него излагал великий Гиллель, оставшийся признанным отцом иудаизма, фарисеи ставили Закон выше душевных порывов и формализм культа выше пламенной веры. Как реформатор, Иисус, сознавая или не сознавая того, не просто шел дальше Моисея, но, указывая на Храм Соломона, произнес пророческие слова: «Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне», которые можно понимать не столько в прямом, сколько в символическом смысле.

 

Будучи вестником, облекая свои мысли в формы притч и аллегорий, Сын Пророческий раз за разом возвращался к апокалиптической тематике гибели религии отцов. Матфей и Лука засвидетельствовали следующий диалог одного из апостолов и Иисуса:

 

- Учитель, посмотри, какие камни и какие здания!

- Видишь ли эти великие здания? - сурово отвечал Учитель. - Не останется здесь камня на камне, который бы не был опрокинут.

 

В последние свои дни он раз за разом возвращался к теме разрушения храма. Елеонская речь Галилейского Наставника полна сокровенных пророчеств - от апокалиптических разрушений до «начала мук рождения» и благовестия об очищении и преображении мира - приходе Царства Небесного. Вот краткие выдержки из его речи на Елеоне:

 

«Когда же увидите, что Иерусалим окружен войсками, тогда знайте, что близко запустение его». «Истинно говорю вам: не пройдет род сей (то есть нынешнее поколение), доколе всё это сбудется».

 

Был ли последний приход Иисуса в Иерусалим роковой ошибкой или закономерным итогом? Он обрел здесь бессмертие, но заплатил за него жизнью. Его великие проповеди, рассчитанные на пылкое воображение и душевную чистоту рыбаков Галилеи, падали здесь на непривычную почву непоколебимых догм и твердолобых принципов. В Иерусалиме Иисус был не просто среди чужих - его постоянно ставили в положение экзаменуемого, виноватого, оправдывающегося.

 

«Он, который так хорошо чувствовал себя на берегу своего очаровательного маленького озера, стеснялся, чувствовал себя не в духе лицом к лицу с этими педантами. Его постоянные речи о самом себе становились скучны. Он должен был стать крючкотвором, юристом, экзегетом, богословом. Его речи, полные очарования, сделались громкими фразами спорщика, нескончаемыми схоластическими словопрениями. Его гармонический гений притуплялся о бессмысленную аргументацию по поводу Закона и пророков, где хотелось бы порой не видеть его в положении нападающего. С оскорбляющей нас уступчивостью он дает бестактным противникам подвергать себя лукавому экзамену. В общем, он с большой тонкостью разрешал те затруднительные положения, в которые его ставили. Но, так или иначе его втягивали в опасные дискуссии и заставляли произносить опасные речи».

 

Ярким примером мудрости Иисуса в неконтролируемых обстоятельствах провокаций является известный эпизод, в котором фарисеи пытались склонить его на непривычную почву политики и скомпрометировать участием в партии Иуды Гавлонита. Надо было обладать глубокой проникновенностью и острым чувством грозящей опасности, чтобы не позволить втянуть себя в провокацию против существующей власти. Когда иродиане под прикрытием религиозного рвения и лести задали Иисусу в Иерусалиме провокационный вопрос, позволительно ли подать кесарю или нет - в расчете на ответ, который позволил бы передать Учителя в руки властей, - последовал удивительный и мудрый ответ, совершенно неожиданный для вопрошавших: «Отдайте кесарево кесарю и Божие Богу». Это глубочайшее изречение не только не компрометировало Христа в глазах власти, но, полное мудрости и чудесной справедливости, легло в основу последующего разделения светской и духовной властей, создав основу для истинного либерализма и грядущей культуры.

 

Тем не менее, судьба Иисуса в Иерусалиме была предрешена. Он мыслил и говорил аллегориями, иносказаниями, а символы всегда многозначны и с легкостью могут быть обращены против говорящего. В сущности, главное обвинение первосвященников, сторонников Анны (Ханаана) и Каиафы, против Христа имело основание, если буквально понимать его слова: «Я разрушу храм сей рукотворный и через три дня воздвигну другой нерукотворный». Речь здесь шла, естественно, не о великом святотатстве, наказуемом еврейским законом, - физическом разрушении великой святыни, а о реформации закосневшего учения, замены его новым «нерукотворным» храмом - учением Иисуса. По принятым установлениям, всякий человек, провозглашавший новое учение в религии, считался преступником и должен был бить каменьями без всякого суда. Тем не менее разрушение храма предсказывали многие пророки до Христа. По свидетельству Иосифа Флавия («Иудейская война, VI, 5, 2) некий Иисус Бен-Ханан ходил по Иерусалиму, предрекая гибель городу и храму. Ессеи верили - об этом свидетельствуют тексты Кумрана, - что на месте прежнего будет воздвигнут новый храм. Так что, по существу, Иисус только повторял сказанное учителями.

 

Но опасная фраза была произнесена, и было делом техники повернуть ее против сказавшего - именно эти слова легли в основу обвинения Иисуса в богохульстве и посягательстве на религию Моисея. Хотя движение Иисуса было исключительно духовным, и враги сознавали это, их ненависть была слишком велика и сделала свое черное дело, погубившее Христа. Можно вслед за ф. Рефуле назвать Иисуса - Тем, Кто пришел из иного мира, лучше сказать - из будущего.

 

Как провидец, Христос не только отдавал себе отчет в грозящих ему опасностях, но предсказал друзьям свою скорую кончину. Он понимал как то, что должен умереть, так и то, что его смерть спасет мир - откроет его для жизни духовной. В самый тяжкий период своей жизни он вел себя не как Бог, но как человек, ощущавший Бога в себе и покорившийся велениям Бога. В этом свете понятно его поведение во время Тайной Вечери и в Гефсиманском саду, где, покинув друзей, он пал ниц на землю и долго молился в предчувствии страшного конца.

 

«На мгновение проснулась в нем человеческая природа. Быть может, он усомнился в своем деле. Страх и сомнение овладели им и вызвали состояние слабости, которое хуже самой смерти... Вся его внутренняя борьба осталась, очевидно, тайной для его учеников. Они ничего не понимали в этом и дополняли своими наивными предположениями то, что было для них загадкой в душе учителя. Несомненно, только то, что его божественная сущность (Бог в нем) скоро одержала в нем верх. Он мог еще избежать смерти, но не хотел. Его увлекла любовь к своему делу. Он решил испить чашу до конца».

 

Есть основания считать смертный выбор Служителя Господня сознательным и искупительным, хотя и не в том смысле, который придает ему церковь. У него было свое мнение, как лучше содержать «виноградник Отца» и послужить Царствию Небесному. Вот речь самого Иисуса, обращенная к грекам-прозелитам, которые приехали в Иерусалим на богомолье, речь, произнесенная незадолго до казни и в предчувствии ее. Судите сами: «Пришел час быть прославленным Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если зерно пшеничное, упав на землю, не умрет, оно останется одно. Если же умрет - принесет много плода». Искупительный подвиг - отказ от непонимания окружающих во имя будущей жатвы, предвидение единственной возможности, среди всеобщего отвержения, сделать жатву богатой. В этом величайший пророк не ошибся...

 

Осознать феномен Иисуса Христа можно вчитываясь в Евангелия, расшифровывая глубину символов Нового Завета, но не путем буквальной трактовки текстов, как к тому тяготеет официальное богословие. Во-первых, апостолы, прежде всего Иоанн, могли приписывать Учителю то, что сами признавали за истину - это подтверждает многовековый человеческий опыт. Кроме того, сама мученическая смерть Учителя делала Его божественно совершенным и безупречным в глазах любивших и преданных учеников. Во-вторых, мы имеем дело с художественным творчеством: скажем, реальный исторический Сократ - вовсе не человек, нарисованный в диалогах Платона В-третьих, и это, может быть, главное: мистический опыт и реальная жизнь разнятся как небо и земля, а Евангелия являются исключительно плодом мистического опыта людей, приобретенного в общении с Учителем Я уж не говорю о проблемах творчества, пристрастиях и личных вкусах авторов и о той обработке, которой подверглись евангельские тексты. Даже нынешние редакции синоптических текстов несут на себе печать личностей их авторов, скажем кристальной ясности и беспристрастности мысли апостолов Марка и Матфея, вдохновенной и рельефной яркости апостола-художника Луки и символических намеков апостола Иоанна.

 

В отличие от Канта, Гегеля, Ренана, Штрауса и Гарнака я не ставлю под сомнение божественность Иисуса Христа, потому что с позиции идеи «Бог в тебе» богосыновство состоит не в половом или генетическом родстве, пусть и трансцендентном, а в присутствии Бога в душе человека, то есть в качестве, которым в избытке был наделен Иисус. У меня нет необходимости примирять веру с историей и мистику с физикой - с позиции просветления и откровения в самом акте экстатического слияния с Богом проявляется целостность и единство, в том числе - человека и Бога. Впрочем, я вполне солидарен с автором «Жизни Иисуса» в том, что скрытые в тайниках человеческого сознания проявления Божества глубоко различаются одни от других; они действительно носят тем более божественный характер, чем они грандиозней и неожиданней.

 

Не согласен я и с концепцией будто Иисус - явление чудесное, единственное и неповторимое. Многие вестники, пророки и творцы религий до и после Христа признавались, что они носили Бога в своей душе и творили под Его диктовку - я уж не говорю о том, что конец жизни Иисуса во многом напоминал античную мистерию, происходящую в Египте или Греции, разве что исполненную не в подземельях Элевсина, а в реальной жизни.

 

Очень важная мысль: сам Иисус не приписывал себе чудес и не считал себя мессией. Говоря о себе как Сыне Божьем, Он имел в виду божественную сущность любого человека: «Я сказал: вы боги и сыны Вышнего все»; «Не вы будете говорить, но Дух Отца будет говорить в вас». О себе Иисус говорил, что Он и Отец - одно, но ведь и сам Иисус будет жить в своих учениках, они и он составляют единое целое, подобно тому, как и он с

Отцом. Может ли быть более четкая формулировка понимания сущности богосыновства, чем это?

 

Даже в евангелии от Иоанна - единственном, где явно говорится о божественности Иисуса, есть места, где обвинения в том, что он считал себя богом или равным ему, названы клеветой со стороны евреев (Иоанн, 5, 18 и далее; 10, 33 и далее). В этом евангелии Иисус открыто заявляет, что он ниже Отца, что ему открыто далеко не всё и что от Бога его отделяет целая бездна. Да, он сын Божий, но ведь и все люди дети Господа или могут стать таковыми. Все люди должны называть Бога своим отцом. В иудаизме Сыном Божиим было принято именовать и саму страну, и царя, и Мессию. Кроме того, надо иметь в виду, что в семитских наречиях и в Ветхом Завете слово «сын» употребляется в очень широком смысле и что, согласно иудаизму, вся Вселенная проникнута единым духом: дух человека - всегда частица духа Божьего. Что до Иисуса, то в глазах уверовавших в него он был «святым Божиим», Наставником, Пророком, Избавителем, и о тайне Воплощения открыто заговорил лишь незадолго до мученической смерти, но и тогда даже ближайшие ученики долго не могли осмыслить ее.

 

Кстати, словосочетание «сын человеческий» в семитских языках, особенно в арамейском, было синонимом человека, а вовсе не означало трансценденцию вочеловечивания Бога. Иисус часто и с видимым удовольствием применял это словосочетание по отношению к себе, но оно было для него символом смиренной принадлежности к человеческому роду, по большей части заменяя местоимение «я». Словосочетание «Сын Божий» или просто слово «Сын» позже стало применяться по отношению к Иисусу как эквивалент «сына человеческого» и как синоним «Мессии», хотя сам Иисус старался не употреблять такие слова.

 

Величие Христа как пророка - в единении слова и дела, в божественной харизме, привлекшей к нему молодых людей, способных восстать против враждебного мира и победить его.

 

«Слава принадлежит тому, кто был силен и на словах и на деле, кто постиг благо и ценой крови своей завоевал ему торжество среди людей. Иисус с этих обеих точек зрения не имеет себе равного себе; и слава его не увянет и пройдет даль веков, постоянно обновляясь».

 

Сущность религиозной жизни можно определить как взаимодействие человека и Бога. В христианской религиозной жизни речь идет, прежде всего, о человечности или очеловечении Бога, ибо Бог без человека был бы голой абстракцией. «Основной миф христианства есть драма любви и свободы, разыгравшаяся между Богом и человеком, рождение Бога в человеке и рождение человека в Боге. Явление Христа-Богочеловека и есть совершенное соединение двух движений, от Бога к человеку и от человека к Богу, окончательное порождение Бога в человеке и человека в Боге, осуществление тайны двуединства, тайны богочеловечности».

 

Тайна богочеловечности - глубина сознания человека, его способность проникнуть в божественные слои, достичь просветления. Существуют разные способы и приемы расширения сознания, пробуждения: медитации, молитвы, «молчание разума», пустынножительство... В пустыню уходили Иисус Христос и святой Антоний. Моисей и Мухаммед уединялись на вершине горы. Будда и Иоанн Креститель долгие годы жили в одиночестве. Эта практика стала примером для тысяч и тысяч отшельников и монахов последующих времен, уединявшихся с единственной целью совершить восхождение на высшие уровни собственного сознания, соединиться с Богом в себе.

 

Иоанн Креститель был предтечей Христа, избранным Небесами вестником, которого Иисус высоко ценил: «Говорю вам, среди рожденных женами нет ни одного большего, чем он». Иоанн первым разглядел в Иисусе нового мессию, который явился не повелевать, а служить, не карать, а исцелять и проповедовать Благую Весть. «Он - спасающий, и Его дела есть знамения Царства».

 

Иисус идет первым в ряду величайших подвижников человечества, отвергнутых собственным народом и своим временем. Казненный первосвященниками, преданный некоторыми последователями, забытый, он воистину воскресает из пепла истории как птица Феникс только после своей мученической смерти. Даже в недрах иудаизма он не оставил глубокого следа. Филон, умерший в 50 году, через два десятилетия после казни Иисуса, не написал о нем ни строчки. Иосиф Флавий, родившийся через несколько лет после смерти Христа, упоминает о ней в нескольких словах как о факте третьестепенной важности. Перечисляя современные секты, он даже не вспоминает о христианах. Другой историк, современник Флавия, также не упоминает Иисуса. В иудейской Мишне мы не обнаруживаем даже намека на его учение. В Гемарах его имя упоминается, но в местах, подвергшихся редактированию не ранее IV-V вв. Нет пророка в своем отечестве - можно ли привести более впечатляющий пример справедливости этой грустной констатации, нежели история творца величайшего из духовных учений?

 

Начиная с первых семи вселенских соборов IV- VII веков, главной проблемой отцов церкви становится вопрос о сущности Христа, о характере сосуществования в нем человеческой и божественной природы. Христианская церковь принимает сложную формулу, согласно которой человеческая и божественная природа слиты в личности Христа нераздельно, но неслиянно. Вот один из символов веры, принятый на Никейском соборе 325 года:

 

«Веруем во Единого Бога, Отца, Вседержателя, Творца всего видимого и невидимого. И в Единого Бога Иисуса Христа, Сына Божия, рожденного от Отца, Единородного, то есть из сущности Отца, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, несотворенного, единосущного Отцу, через которого всё произошло на небе и на земле. Нас ради человеков и нашего ради спасения сошедшего и воплотившегося, вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса и грядущего судить живых и мертвых. А говорящего о сыне Божием, что будто было время, когда Его не было, или будто не было Его до того, как родился Он, или произошел Он из несущего, а также говорящих, будто Сын Божий из иной, нежели Отец, ипостаси, или сущности, или сотворен или изменяем - тех анафемствует кафолическая церковь».

 

За проблемой божественной тринитарности, ставшей причиной многих схизм, кроется, в общем- то, простая идея, согласно которой Бог-Отец по самому своему существу не может быть без Слова, Его выражающего, и без Духа, Его утверждающего, точно также как Слово и Дух могут быть лишь божественными ипостасями. Объявление Иисуса Словом, таким образом, может означать лишь явление боговоплощения - вселение Божественного Духа в человека и его озвучивание человеком. Я не вижу здесь какой-то особенной трансценденции, за исключением, может быть, абсолютно трансцендентной веры самого Иисуса в абсолютное единство с Путем, Истиной и Вечной Жизнью, то есть с Богом: «Я есмь Путь, Истина и жизнь: верующий в меня имеет жизнь вечную». Это следуем понимать как осознание возвышения человека над своей животной природой, как Путь, Истину и жизнь богоравного существа, Великой и Неповторимой Личности, своим духом впервые соприкоснувшейся с вечностью, с Богом в себе.

 

Сама идея Божественного Логоса, скорее всего, принадлежит современнику Ирода и Христа Филону Александрийскому, который учил, что божественная сила и тайна необъятны и невыразимы, но когда Он проявляет свою благость, то действует через Слово. Слово, Логос, таким образом, форма Богоявления. Именно Глаголом Сущий творит и поддерживает Вселенную, с его помощью Он открывается смертным. Логос - посредник между Творцом и творением, посредством Слова Бог входит в творение.

 

Конечно, Логосу можно придать чисто мистическое содержание единства безусловно-сущего, осуществленной божественной идеи, так сказать, мистической «материи» Бога. По определению В. С. Соловьева, «Христос, как цельный божественный организм - универсальный и индивидуальный вместе, - есть и Логос и София», но, мне представляется, что здесь речь идет не столько о трансцендентной природе, сколько о языке теософии, в чем-то сродном с поэтическим:

 

И просветлел мой темный взор, И стал мне виден мир незримый, И слышит ухо с этих пор, что для других неуловимо.

 

И с горней выси я сошел, Проникнут весь ее лучами, И на волнующийся дол Взираю новыми очами. И слышу я, как разговор Везде немолчный раздается, Как сердце каменное гор С любовью в темных недрах бьется; С любовью в тверди голубой Клубятся медленные тучи И под древесною корой С любовью в листья сок живой Струей подъемлется певучий. И вещим сердцем понял я, что всё, рожденное от Слова, Лучи любви кругом лия, К нему вернуться жаждет снова, И жизни каждая струя, Любви покорная закону, Стремится силой бытия Неудержимо к Божью лону. И всюду звук, и всюду свет, И всем мирам одно начало, И ничего в природе нет, Что бы любовью не дышало.

 

София была для В. С. Соловьева связующим звеном между человеком и Богом, ликом Богочеловечества, но также - слиянием веры и разума, высшей истиной, символом мудрости богочеловеческой, принципом социально-исторического развития. София - идеальное воплощение Божественной идеи, достигшая совершенства материя, в соединении с Божественным Словом, - это Христос-Богочеловек, по божественности своей, - Логос, по человечеству своему, - София, Премудрость Божия.

 

«Поэтому земное происхождение Христа, его материальное происхождение, его телесное водворение в человечестве с особенной силой подчеркиваются у Владимира Соловьева, объединяются в одну и единую в богочеловеческой основе, но по своей субстанции земную, и притом социальную, природу. Вот эту земную социальную утвержденность божества он и именует Софией, предельным проявлением и осуществлением божественной мудрости. Св. Дева, Христос и Церковь, взятые в целом, как некое неразрушимое единство, и есть эта богочеловеческая София».

 

Естественно, соловьевское понимание феномена Иисуса Христа иное, отвечающее духу канонического христианства. Бог, будучи сам по себе трансцендентным, внемирным, вместе с тем по отношению к миру является как действующая творческая сила, то есть вочеловечивается, становится элементом ЭВОЛЮЦИИ, ступенью мирового процесса.

 

Таким образом, это последнее, то есть воплощение Божества, не есть что-нибудь чудесное в собственном смысле, то есть не есть нечто чуждое общему порядку бытия, а, напротив, существенно связано со всей историей мира и человечества, есть нечто подготовляемое и логически следующее из этой истории. Воплощается в Иисусе не трансцендентный Бог, не абсолютная в себе замкнутая полнота бытия (что было бы невозможно), а воплощается Бог-Слово, то есть проявляющееся во вне, действующее на периферии бытия начало, и его личное воплощение в индивидуальном человеке есть лишь последнее звено длинного ряда других воплощений, физических и исторических, - это явление Бога во плоти человеческой есть лишь более полная, совершенная теофания в ряду других неполных подготовительных и преобразовательных теофаний».

 

В Христе воедино совмещаются Божественное начало, Логос, и начало человеческое, София, и в этом втором, Христос, как причастный человеческому началу, есть также человек или, по выражению Священного Писания, второй Адам. В отличие от первого Адама, в котором доминирует природное начало, второй, Христос, является вочеловеченным ботом, существом не столько животным, сколько духовным, подготовленным всей божественной эволюцией, входящим в общий план мироздания, в какой-то мере итогом божественного процесса. Христос - высший образец человеческой личности, вплотную приблизившейся к Богу. Впрочем, трансцендентно-божественное начало Иисуса Христа Соловьев переносит и на человека: своей глубочайшей сущностью, говорит он, человек «коренится в вечном божественном мире», является «некоторым соединением Божества с материальною природою» и именно его причастность к небесам объясняет две фундаментальных христианских истины - человеческую свободу и человеческое бессмертие. Как природное существо, человек смертен, как божественное - богочеловечен и бессмертен. Как природное существо, человек обладает человеческой волей, как божественное - свободным духовным действием: «Таким образом, понятие духовного человека предполагает одну богочеловеческую личность, совмещающую в себе два естества и обладающую двумя волями».

 

При этом особенно подчеркивается роль свободной воли, без которой невозможно истинное соединение, согласование и действие человеческого и божественного начал. Согласно соловьевскому принципу всеединства («всё существует во всем»), существует безусловное первоначало - Бог и существует созданный Им мультиверсум - мир, в котором «всё существует во всем». Мир в своем развитии проходит эволюцию природы и эволюцию духа, итогом которой является утверждение царства Бога. Человек является итогом эволюции жизни, но в нем впервые проявляются божественные начала - сознательность, духовность, творчество, свобода, катарсис, искупление. Душа человеческая возвышается над всеми царствами мира, ибо в ней заключена божественная бесконечность. Богочеловеческая личность, по Соловьеву, отвечает всей полноте божественной жизни, или «благости животворящей», иными словами - личности, готовой на подвиг богочеловеческого самоотвержения во спасение человечества (кстати, это определение вполне соответствует буддистским бодхисаттвам или аватарам).

 

Идея Всеединства, или всеобщей целостности, - идея преодоления несовершенств жизни и приобщения человека к окончательному идеальному состоянию человечества. Иными словами, это философия жизни, включающая весь космос как нерушимую целостность, как воздействие духа на материю с целью совершенствования жизни и мира.

 

По мнению Соловьева, целое и части не только невозможны друг без друга, но целое (Бог, Богочеловечество, Всеединство, теократия) образует собой нечто новое, чего нет в частях. С другой стороны, целое присутствует во всех своих частях - в этом и заключается мистика или таинство Всеединства: «Мы знаем природу и материю, отделенную от Бога и извращенную в себе, но мы верим в ее искупление и ее соединение с Божеством, ее превращение в Богоматерию и посредником этого искупления и восстановления признаем истинного, совершенного человека, т. е. Богочеловека в его свободной воле и действии».

 

В. С. Соловьев также полагает, что развитие богочеловечества есть не что иное как рост и развитие «тела Христова», эволюция идей Христа от апостольских общин ко всему человечеству и ко всей природе в одном вселенском богочеловеческом организме вплоть до истинного богочеловеческого общества, созданного по образу и подобию самого Богочеловека. По словам Н. А. Бердяева, «Христос пришел для всего мира, для всех людей и для всех эпох... в Христе и через Христа раскрывается вечный лик всякого человеческого существа». Чем, по существу, это отличается от моей идеи следующего этапа эволюции жизни - духовного движения от человечества к сверхчеловечеству?

 

Будущее Богочеловечество - это предельная полнота, в которой космос сливается с Богом. Оно нуждается в самовоплощении и само создает «новое небо» и «новую землю».

 

Природа укоренена в Боге и поэтому имеет вневременное и предвечное существование. Человек - духовно-телесное существо, соединяющее в себе природную и божественную сущности. Человечество как целостный организм есть мировая душа. Эта мировая душа, вознесенная через Христа к Божественному началу, есть Церковь. Посредством Церкви и через нее, считал В. С. Соловьев, происходит постепенное восхождение к Богочеловечеству.

 

Человек есть некоторое соединение Божества с материальною природою, что предполагает в человеке три составных элемента: божественный, материальный и связующий оба, собственно человеческий. Чтобы божественное начало одолело природное, необходимо, чтобы оно восторжествовало в душе: «Явление этого начала, теофания, определяется историей и средой: национальным характером, местом, особенностями народа. Индусскому духу оно открывается как нирвана, эллинам - как эйдос, иудеям - как субъективность. Чтобы лишить материю присущего ей зла, духовное начало должно возобладать над плотским - иного пути нет. Религиозное чувство - вот единственная опора истории».

 

Бог - всё во всех, абсолютная целостность всего сущего. Но не пассивное богопочитание, а богодействие: совместное действие Бога и человека, претворяющее и пресуществляющее материю в дух. Стыд, жалость, любовь, сострадание приобщают нас к миру духа. Цель мира - в соединении с Богом в любви, в создании Его царства.

 

В Богочеловечестве В. С. Соловьев довел до логического конца протестантское учение о божественности материи, о «святой телесности». Обвинения в бесовстве и пантеизме, часто выдвигаемые православными теологами в адрес Владимира Сергеевича Соловьева, обусловлены именно его воистину реформаторским одухотворением материи. Богочеловечество для него не только воплощение божества в материи, но и возвышение материи до степени божества: «И как некогда земля в силу действия на нее Духа Божия произвела из себя в лице Адама творение сверхземное-разумного человека, подобным же образом впоследствии сама человеческая природа в силу вновь нашедшего на нее Духа Божия породила в лице Христа существо сверхчеловеческое. Адам - сын земли, но не просто земля, а, так сказать, Богоземля; Христос - сын человеческий, но не просто человек, а Богочеловек. Совершенный плод земли - больше чем земля, совершенный плод человеческой природы - больше чем человек...».

 

В согласии с традиционным богословием В. С. Соловьев принимал формулу «всё есть Бог» и отвергал другую - «Бог есть всё».

 

Богочеловек - индивидуальное проявление Царства Божьего. Но человечество и история движутся к универсальному проявлению этого Царства Божия «в собирательном целом человечестве», которое «должно было совершиться через собственное испытание человечества, для чего потребовался новый процесс развития христианского мира, крестившегося, но еще не облекшегося во Христе».

 

Первые христианские соборы решали не только проблему сущности Иисуса Христа, но и Евангелий, выбрав из более двух десятков апокрифов лишь четыре заслуживающих доверия, канонических, именно от Луки, Марка, Матфея и Иоанна. Отличительной особенностью восточной или византийской ветви христианства был категорический императив незыблемости: основы христианского вероучения, одобренные соборами IV-VI веков, объявлялись абсолютными и неизменными, «боговдохновенными», то есть истинными, непреклонными, непререкаемыми, вечными, непостижимыми разумом.

 

Важнейшей отличительной особенностью христианства, вытекающей из личности Иисуса Христа и особенно подчеркнутой в Реформации, стало обособление человеческой личности, выделение персонального начала, сознательный и свободный выбор каждым человеком своей веры, его обращение к божественному началу, предоставленная человеку возможность войти в сознательную и свободную связь с Богом. Само такое приобщение подспудно подразумевает не только ТО, что каждый человек имеет божественное значение, но и содержит в себе какую-то частицу Бога, или, по словам Владимира Соловьева, - божественные трава, божественные силы и божественное содержание.

 

Причиной борьбы христианства с манихейством было преодоление дуализма, резкого противопоставления Бога и творения, церкви и мира. Всякое человеческое бытие, учили отцы церкви, изначально укоренено в Боге, человек - не кукла, а частица Бога, а вне Бога - лишь небытие, зло и грех. В отличие от животных, человек в духовном или мистическом способен войти в соприкосновение с духовной первоосновой бытия, с божественной действительностью. Человек - единственное надприродное существо, можно сказать, связующее звено между природным и божественным мирами. Личность, наделенная божественным духом, есть нечто больше, чем природа, и в этом преодолении природного, в этом стремлении к свободе и самопреодолению кроется потенция реализации божественного начала человека.

 

Личность есть Божья идея, Божья искра в человеке. Личность неотделима от духовности, а духовная жизнь - это выход из собственной природной ограниченности и самопоглощенности, преодление тварности человеком. Подобно тому, как человеческая личность, целостный лик человека заложен в Боге, именно через нашу личность реализуется Бог в нас. Надо отдавать себе отчет в том, что Бог действует в мире через нас, через человеческий дух.

 

«В нас, - заключает древний поэт, - в нас, а не в звездах небесных и не в глубоком таратаре обитают вечные силы всего мироздания», и поэту вторит великий христианский философ: «В нас самих заключается бесконечное богатство сил и содержания, скрытых за порогом нашего теперешнего сознания, через который переступает постепенно лишь определенная часть этих сил и содержания, никогда не исчерпывающая целого». Сама эволюция, это воплощение божественной идеи в мировом процессе, являющее собой цель всего мирового движения, есть такое соединение земного и небесного, человечного и божественного. На вопрос, почему Бог медлит с достижением этой цели и осуществляет процесс боговоплощения столь сложным путем, а не простой трансформацией, можно дать такой ответ: того требует свобода, свободный выбор, восхождение по ступеням лестницы всеединства: «Если всё существующее (в природе или в мировой душе) должно соединиться с Божеством, - а в этом цель всего бытия, - то это единство, очевидно должно быть обоюдным, то есть идти не только от Бога, но и от природы, быть и ее собственным делом... В человеке мировая душа впервые внутренне соединяется с Божественным Логосом в сознании как чистой форме всеединства. Человек, как подобие Божие, не только имеет ту же внутреннюю сущность жизни - всеединство, - которую имеет и Бог, но он свободен восхотеть иметь ее как Бог, то есть может от себя восхотеть быть как Бог». Чем, в сущности, такое понимание отличается от идеи «Бога в себе», развиваемой в этой книге? Чем «одухотворение человека через внутреннее развитие божественного начала» отличается от обретения Бога в себе?

 

Особое место в христологии и христианском богословии занимает так называемое «второе пришествие». Надо сказать, что идея эта не нова. Адептов, достигших в элевсинских мистериях мистического просветления, именовали дигенами, или «родившимися дважды». Возможно, христианство позаимствовало эту метафору у греков, назвав «вновь рожденным» Иисуса Христа и сделав своим символом миф о Воскрешении Тела. Это глубочайшая метафора многих религий: сначала просветление сознания - затем бессмертие.

 

Сам Иисус никогда не определял сроков «второго пришествия» или наступления царства Божия, отвечая на вопросы в том смысле, что сроки ведомы лишь Отцу, который не открывает их ни ангелам, ни сыну. Еще он говорил, что царство Божие не может прийти в момент тревожного ожидания - оно явится нежданно, как неожиданными были события во времена Ноя и Лота, люди должны быть всегда готовы к нему. Апокалипсис, написанный Иоанном Богословом в середине I века н. э., называет срок в три с половиной года, принимаемый также в «Вознесении Исайи». Ученики Христа верили в то, что второе пришествие наступит еще при их жизни. Когда апостолы начали покидать юдоль земную, вера в сроки второго пришествия и воскрешения мертвых пошла на убыль, и напророченный конец мира сменился его христианским обновлением, гораздо больше отвечающим чаяниям Христа, выраженным в его Нагорной проповеди.

 

Возможно, трансформация великого человек в Божественный Логос, в «Слово Божие» обязана как раз угасанию апостольских упований на скорое возвращение Учителя, на Царство Божие на земле. Христос как Божественный Глагол, по словам Э. Ренана, мог быть плодом разочарований первого поколения христиан в неопределенной отсрочке их упований: «Каждый момент промедления в пришествии Иисуса был новым шагом в сторону его обожествления. И это настолько верно, что божественное происхождение Иисуса было окончательно провозглашено в том момент, когда исчезла последняя мечта хилиастов». Уже в послании Павла к Колоссянам Иисус рисуется в образе невидимого Бога и существа, родившегося до всех творений: чрез Него всё было создано, всё держится Им, в нем телесно воплотилась вся полнота Божества.

 

Сегодня мы понимаем, что второе пришествие Христа - пробуждение Его в себе. Будда, Иисус, Лао-цзы не приходят извне - они пылают внутри. Потому не ищи в Писаниях, ищи в себе.

 

Человечность Иисуса облегчала христианскому мистику созерцать Бога в самом себе. Обращая взор к историческому Христу, верующий говорил себе: я возвышаю внутреннюю глубину души до божественного созерцания, данного мне в явлении Христа, посредством Него моту я в себе подняться к высшему.

 

Становление и укрепление христианства как бы наглядно демонстрировало, что царство Божие, царство духа, на глазах их горчичного зерна превращается в посаженное Христом зеленеющее древо, дающее побег за побегом. Страшный суд в сознании масс начал постепенно вытесняться земным градом Божиим, как его узрел Учитель в своей великой проповеди с апофеозом слабых, преданностью народу, любовью к бедным, восстановлением попранных прав всех, кто смирен душой и наивен сердцем, то есть христиан, учение которых все больше завладевало миром. Ведь чему учил Иисус незадолго до смерти? Отречься от земных благ, устремить свои помыслы к царству духа, основанному на свободе и сыновней любви, создать новую жизнь человечеству и новый порядок вещей...

 

«Сам Иисус во многих случаях прибегал к таким формам поучения, какие совершенно не встречаются в апокалиптической теории. Он нередко говорил, что царство Божие уже началось, что каждый человек носит его в себе и может наслаждаться им, если он вел праведную жизнь, что царство это создаст себе всякий неприметным образом, искренним обращением сердца к добру. Царство Божие есть в этом смысле не что иное, как благо, более совершенный порядок вещей, чем существующий ныне, царство справедливости, которому должен служить каждый верующий по мере сил своих, - свобода духа, нечто подобное буддистскому «освобождению», плод отречения от старого мира».

 

Всему этому Иисус учил своих учеников, постоянно внушая им мысль, что все они - его продолжение и могут всё то, чему научился он сам. То, чему Иисус учил их, ныне именуется расширением сознания, просветлением, единением с Богом в мистическом акте. Сам Сын Благословения говорил об этом своим ученикам: «Вы же знаете Его (Бога), потому что Он с вами пребывает и в вас будет». Все они, как и Учитель, умели излечивать наложением рук, прогонять демонов, пророчествовать, хотя не все достигли совершенства своего Великого Учителя. Иисус был великим практикующим мистиком, а не теоретиком-богословом - поэтому христианская теология создавалась другими людьми и в другое время и часто искажала идеи самого Христа. Скажем, если для Иисуса Дух Святой был тождествен вдохновению, вечно исходящему от Отца, то отцы церкви придали ему вид одной из трех ипостасей Бога.

 

Русское богословие вряд ли продвинулось далее соловьевской интерпретации феномена Христа, дальше меняются лишь нюансы и детали. Скажем, Н. А. Бердяев пишет, что через Христа, через Логос род человеческий обращается к Богу, отвечает на Божий призыв, на Божественную потребность в любви: «В человеке раскрывается тайна Библии, тайна Бытия».

 

Главный богословский аргумент в пользу христианского догмата «единосущности Отцу» - божественной трансценденции Иисуса - состоит не в его возвышенной этике и даже не в творимых им чудесах, но именно в ощущении им Бога в себе. Ведь ни Будда, ни Моисей, ни ветхозаветные пророки, ни Конфуций или Платон не объявляли себя мессиями, видя дистанцию, отделяющую их от Предвечного. Поздний же Иисус уже не скрывал ни своего мессианства, ни «единосущности с Отцом», ни того, что он - Сам Сущий: «Я Есмь», «Я и Отец - одно», «Я в Отце и Отец во Мне». Догмат Воплощения придумал не «апостол народов» (Петр), но сам Иисус, - говорит отец Александр Мень.

 

Да, Христос часто говорил о Боге как своем Отце и утверждал, что он и Отец суть одно, что следующий за ним следует за Отцом. Однако, будучи духовидцем и визионером, он чувствовал собственное единство с Богом, ощущал Его присутствие в себе и говорил о богосыновстве в символической, аллегорической форме - так же, как в Нагорной проповеди следует понимать фразу: «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими», или: «Да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных».

 

Данные тексты показывают, что выражение «сын Божий» имело первоначально совсем не тот смысл, который был дан ему впоследствии. Миф о том, что Христос - в буквальном смысле - сын Божий, был создан постепенно, в течение нескольких веков. И хотя догматический христианин будет отрицать языческое происхождение этой идеи, она слишком напоминает сюжеты греческой мифологии. Привычка считать великих людей сынами божеств - чисто греческая форма мышления о взаимоотношениях между божествами и их посланцами на земле. Тем не менее, эта идея греческих мифов перешла в христианство и стала главной его догмой. В догматическом христианстве Христос - сын Бога совершенно в том же смысле, в каком Геракл был сыном Зевса, а Асклепий - Аполлона.

 

Исторической ошибкой христианства, обожествившего Христа в то время, как основатели всех религий никогда не претендовали на божественность, стала подмена восхождения человека к Богу в акте просветления - чудом непорочного зачатия. Символ оплодотворения человека Богам был понят христианством слишком прямолинейно, создав огромные трудности в оценке исторической и эволюционной роли Иисуся Христа, если и отождествлявшего себя с Отцом, то исключительно в акте мистического просветления.

 

Институциональная Христианская Церковь говорит нам, что Иисус был единственным Сыном Бога и что он воплотился как человек с целью умереть на кресте для искупления наших грехов и таким образом спасти мир. Но это - печальная карикатура, бледное отражение действительной истории, превращающие Иисуса в героя волшебной сказки, а христианство - в выродившийся культ личности. Как отмечал Эмерсон еще столетие тому назад, институциональное христианство стало скорее религией об Иисусе, чем религией самого Иисуса. А религия самого Иисуса призывает каждое человеческое существо расти в своем осознании до того же состояния космического единства и целостности, которое продемонстрировал нам сам Иисус.

 

Поклонение кресту входило в священные ритуалы многих народов - от Японии и Китая до североамериканских индейцев. Следует помнить, что само распятие - космическая аллегория, символизирующая жертву Богочеловека за грехи всего человечества. Мученичество Богочеловека и искупление мира через Его кровь входило во многие мировые религии, как бы являясь постоянным напоминанием того, что божественная природа человека распинается через физическое тело.

 

В ряде языческих мистерий посвященных символически «распинали» на кресте или крестообразном алтаре. Согласно легенде, Аполлоний Тианский был инициирован в Великую Тайну Египта в Великой Пирамиде, где висел на кресте, пока не потерял сознания. В это время его душа прошла в обитель бессмертных и вернулась в физическое тело, символизируя «прохождение через смерть» - важнейший элемент всех мистерий.

«Перечень бессмертных смертных, пострадавших за людей, чтобы те могли получить вечную жизнь, весьма впечатляет. Среди тех, кто исторически или аллегорически связан с распятием, - Прометей, Адонис, Аполлон, Атис, Вакх, Будда, Кришна, Гор, Индра, Митра, Пифагор, Кецалькоатль, Семирамида и Юпитер. Согласно фрагментарным сведениям, все эти герои отдали свои жизни служению человечеству и, за одним или двумя исключениями, умерли мучениками в борьбе за прогресс человечества. Таинственным образом обстоятельства смерти многих из НИХ скрыты, но вполне возможно, что они были распяты на кресте или на дереве.

 

Первый друг людей Прометей был распят на вершине горы на Кавказе, и птицы клевали его печень и рвали когтями его плоть. Прометей ослушался Зевса, когда принес человеку огонь и бессмертие. Этот человек терпел мучения до тех пор, пока Геракл не освободил его от вековых пыток».

 

Персидский Митра также был приговорен к смерти через распятие и воскрес из мертвых 25 марта. В этот день митраистские жрецы пели на его могиле: «Его смерть и страдания дают нам спасение».

 

Будда не прошел через смертные муки на кресте, но и в его биографии присутствует аллегория символической ссылки на смерть на дереве, записанная его учениками в «Книге Великой Кончины». А вот Кришна, этот индийский эквивалент боговдохновенного Спасителя человечества, согласно одной из легенд, был распят вратами на дереве. Луи Жакольо в книге «Библия в Индии» писал: «Тело Богочеловека было подвешено к дереву его убийцами с тем, чтобы оно стало добычей стервятников. Новость о смерти Кришны быстро распространилась, и там собралась ведомая любимым учеником Кришны Арджуной толпа, которая хотела забрать священные останки. Но материальная смертная плоть Спасителя исчезла - она, несомненно, обрела небесное жилище, и дерево, на котором висело тело, вдруг внезапно покрылось красными цветами, распространявшими тончайший аромат». В книге Мура «Индусский пантеон» приведена даже литография распятого Кришны, ноги и руки которого пробиты гвоздями...

 

Похоже, что идея божественного человека, который должен принять мучения за грехи человечества, является общим достоянием человечества. Во всяком случае Спаситель Мира, в Центральной Америке Кецалькоатль также претерпел крестные муки: одна из страниц Кодекса Борджиа содержит гравюру, иллюстрирующую его распятие, по поводу которого лорд Кингсборо написал: «Евреи Нового мира (таковыми лорд считал мексиканцев) приписывали своему Мессии не только пророчества из Ветхого Завета, но и все события жизни Христа, изложенные в Евангелиях».

 

Франц Хартманн следующим образом подводит итог мистическому символизму распятия: «Крест представляет земную жизнь, а терновый венец - страдающую душу и тело, а кроме того, победу духа над элементами тьмы. Тело обнажено, что говорит о том, что кандидат на бессмертие должен избавиться от всех желаний земных вещей. Фигура прибита к кресту, что символизирует смерть и отказ от собственной воли: не нужно пытаться свершить что-либо по собственной воле, а нужно просто исполнять Волю Божественную. Над головой надпись: «I.N.R.I.», наиболее важным значением которой является «In Nobis Regnat lesus» («Внутри нас правит Иисус»). Но значение этой надписи может быть практически известно только тем, кто действительно умер для мира желаний и поднялся над искушениями личного существования, или же, другими словами, тем, кто хочет стать живым во Христе и в ком, таким образом, Царство Иисуса утвердилось».

 

Взяв атрибуты Богочеловека, Иисус следовал многочисленным прецедентам Мировых Учителей. Впрочем, обожению человека часто приписывают прямое родство с Богом: Богочеловек, наделенный всеми качествами Бога, символизирует божественную природу каждого человека. В этом отношении Иисус - образец для каждого, символ единения земного с божественным «я».

 

«Союз с бессмертным «Я» и составляет бессмертие, и тот, кто найдет свое истинное «Я», тот «спасен». Этот Христос, или божественный человек в человеке, является реальной человеческой надеждой на спасение - это живой Посредник между абстрактным Богом и смертным человеком.

 

Так как Христос был богочеловеком, заключенным в каждом создании, первым долгом посвященных было освободить или «воскресить» этого Внешнего внутри себя. Тот, кто достиг воссоединения с его Христом, был впоследствии поименован, или назван Христианином или христианским человеком».

 

Сегодня, по прошествии двух тысячелетий, очень трудно восстановить «исторического Христа», но можно восстановить иное - многовековые попытки христианской церкви «отрубить корни», извратить и фальсифицировать преемственность, предать анафеме колыбель, разорвать связи с более древними культурами, из которых вышел сам Христос.

Нет никаких сомнений в том, что христианство (не как учение Иисуса, а как духовное движение) впитало в себя иудейский и античный мистицизм, позаимствовав у Платона представление о теле как гробнице души и у раввинов мысль, что весь народ, а не избранные, должен принять участие в «посвящении» и «спасении». То, что Аристотель назвал духовной пищей, апостол Иоанн поименовал Словом, Глаголом. Апокалипсис Иоанна Богослова может быть понят именно как мистическее предание, а история воскрешения Лазаря - как символ «посвящения», обретения Слова-Новой Души. Само его воскрешение - не из мертвых, а из духовно спящих: Христос вселил в него «вечное Слово», обратил его, пробудил от летаргической болезни спящего духа к истинно новой жизни.

 

Р. Штейнер писал, что Лазарь созрел для того, чтобы пережить на себе этот акт, пройти через символическую смерть. Он познал, как достигается воскресение. Совершилось посвящение в мистерии. Произошло то, что во всем древнем мире разумелось как посвящение. И произошло чрез Иисуса как посвятителя.

 

Главный парадокс феномена «Иисус Христос» и главное свидетельство его реального богосыновства, считают христианские теологи, в том, что он невероятен, необъясним, что его, по словам Т. Моммзена, невозможно понять умом человеческим. Сама Божественная Мудрость «более всего проявилась через Иисуса Христа». Иисус Христос - главное чудо истории. Даже пантеист Гёте «склоняется перед ним, как перед божественным откровением высшего принципа нравственности».

 

Иисус Христос явил миру не только образ высшего человека, богочеловека, но и символ «космического Христа», духа Вселенной, смысла ее создания и развития. «Разгадка Вселенной - это Иисус Христос», что означает, на другом языке, что именно в личности Христа впервые реализуется антропный принцип - возникновение Наблюдателя и изначальное присутствие духовных условий существования мира - божественной ноосферы, в которой «Бог обнимает и проникает нас, создавая и оберегая нас». Так что мы созданы как объект деятельности Бога, направленной к одной-единственной цели - к тому, чтобы мы «объединились с ним в одно целое», как это впервые продемонстрировал Иисус Христос.

 

Значение Иисуса не только в том, что он был носителем спасения, но в том, что он был моделью совершенства. Поэтому и правильное отношение к нему - почтение, а не поклонение. Иисус показал нам путь к высшему состоянию бытия и призвал нас реализовать его, сделать его реальным, проявленным - как индивидуально, так для всей человеческой расы.

 

Иисус Христос - символическая демонстрация человеческой способности возвыситься до Божественности через собственную природу. Когда он произносит знаменитые слова: «Я путь, я истина, я жизнь», - они означают только то, что в самом. человеке заключено его спасение, возможность возвыситься до Пути, Истины, Жизни.

 

Христос - это концентрация Божественной энергии в человеке, душа Плеромы, Тот, по словам апостола Павла, в Котором всё воссоединяется, в Котором все вещи приходят к совершенству - посредством Которого всё здание творения обретает постоянство...

 

«В своей сущности послание христианства - это призыв быть универсальным, призыв стать космически сознательным. Это призыв поместить Бога в самый центр нашей сущности - не с помощью слепой веры, а с помощью озаряющего осознания, не посредством жесткой приверженности ритуалам и догмам, а с помощью воплощения в себе космических принципов. Это призыв "будьте как боги"».

 

Тейяр да Шарден видел проявление Христа в каждой частице сотворенного мира, и, прежде всего, в эволюции сознания, направляемой энергией Бога. Эволюция жизни и сознания - наглядное свидетельство богоприсутствия, духовности бытия, движения материи от низших форм, лишь в незначительной форме наделенных сознанием, к высшим и богоподобным.

 

Христос действительно на тысячелетия упредил эволюцию человеческой духовности, дав выдающийся пример преображения, на которое способны лучшие и высшие люди. Он действительно продемонстрировал обетованное богоявление в человеке, воплотил в себе и ярко выразил божественное начало и те сверхъестественные способности, которые открывает «Бог в нас». Сын Человеческий стал тем, кто в Законе и Пророках именовался «сыном благословения» или «сыном пророческим». Но это трансцендентное соединение человеческого и божественного, земли и неба, Сына человеческого и Сына Божия, не содержит ничего больше, кроме просветления, кроме появления в человеке огромной внутренней силы, не знающей преград, не демонстрирует ничего, лежащего вне холотропного сознания и хорошо известных мистических феноменов - всего того, что в этой книге я именую «Богом в нас». Богосыновство Иисуса стало тем Путем, который открылся перед человечеством в его движении к богочеловечеловечству.



Еще материал по данной теме


Гадальные карты Таро

К набору прилагается инструкция, благодаря которой даже начинающий таролог без проблем разберётся в хитросплетениях судьбы.

Классические гадальные руны

В комплекте к набору вы найдёте полное толкование рун, а также различные способы раскладов этих уникальных знаков. 

← все статьи